Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк Страница 54

Глава 5 Хаос в головах

Суждены нам благие порывы,

Но свершить ничего не дано.

Весна в Кандагаре была бурной и активной. Природа пробуждалась от зимней спячки и радовалась приходу весны. Повсюду звенели ручейки, пели птицы, появилась первая травка.

Весной особенно не хотелось думать о смерти и о чем-то плохом.

Шел второй год гражданской воины в Афганистане. 40-й армии так и не удалось взять под контроль афганский народ. На его покорение уже не было и надежды, как и на прочном закреплении на территории Афганистана.

Еще Талейран говорил Наполеону Бонапарту: «Штыки, государь, годятся для всего, но сидеть на них нельзя!» Это мы почувствовали на себе, что сидеть на штыках 40-й армии было невозможно.

Саурская революция на первый взгляд такая тихая и спокойная, без многочисленных лозунгов и транспарантов, зато с красными нарукавными повязками и кокардами у сторонников народной власти, они-то и наделали в Афганистане столько шума и звона, хаоса и беспорядка, что разбирать завалы революции придется не одному поколению афганцев, а все оттого, что учителями Бабрака Кармаля были не Гегели и Кромвели, а Брежневы, Сусловы и Устиновы. Люди лживые и ограниченные, чему они могли научить Кармаля? Колхозному строительству, уравниловке, трудодням вместо денег…

Ввязавшись в войну в Афганистане, мы, разведчики, понимали ее пагубность и ненужность, но чтобы 40-я армия имела как можно меньше потерь в живой силе и технике, прокладывали армии путь, убирали с ее пути камни, мины, завалы. Мы были первопроходцы. Над нами постоянно парили высоко в небе мощные грифы, преследовали и шли за нами по пятам, наблюдали с высоты полета и, как принято стервятникам, караулили свою жертву, чтобы поживиться кровью, когда кто-то из нас упадет и станет прахом.

Армия терпела поражение. Так бывает, когда правители – мошенники, а генералы – дурни.

Современник Саурской революции Иоанн-Павел Второй сказал: «Не бойтесь открыть Христу границы!», а другой современник Саурской революции, Л. И. Брежнев, закрыл границы Христу и открыл двери войне, а все оттого, что забыл Христа. Как не похожи эти два человека: Брежнев и Иоанн-Павел Второй своими делами друг на друга, хотя жили в одно время и были современниками! Брежнев проповедовал зло и насилие, Иоанн-Павел Второй – мир и добро. За каждым из них стояли люди, исполнители добра и зла. Как всегда, исполнителей зла оказалось больше, это доказывало, что зло вечно.

В оперативной группе разведчиков тоже было не все благополучно. По общему мнению большинства членов группы разведчиков, носителями зла были два майора – Собин и Саротин, пьяницы и дебоширы; они интригами и кляузами на бывшего командира «точки» – подполковника Василия Пронина, «вынудили» командование Центра снять его с занимаемой должности, разжаловать и отправить в Читу, самый отдаленный гарнизон. Жизнь и карьера Пронина, человека честного, но слабохарактерного, была измята и сломана этими офицерами, которым самим захотелось покомандовать «точкой», но не удалось – прислали из Центра меня. А Василий Пронин не выдержал испытания на подлость, застрелился в карауле. Его смерть лежит на совести Собина и Саротина – этих двух негодяев.

Как положить конец интригам и зависти? Приходилось отвлекаться от поставленных задач и решать вопросы воспитания подчиненных, устыдить их, что нельзя быть непорядочными и строить личное благополучие на несчастье других.

Я собрал оперативную группу, для начала рассказал своим коллегам по работе древнегреческую басню о лягушках и Зевсе. Согласно этой басне, Зевс откликнулся на просьбы лягушек дать им лягушечьего царя, сильного и деятельного. Зевс, недолго думая, бросил в болото, где обитали лягушки, громадный чурбан. Лягушки присмирели, перестали квакать, когда от чурбана, упавшего с большой высоты в болото, пошли громадные волны в разные стороны, но вскоре они увидели, что чурбан не шевелится, осмелели, расквакались, уселись на чурбан и снова потребовали от Зевса лягушечьего царя, более деятельного и строгого, чем чурбан. Зевс рассердился на лягушек и послал им царем громадного Змея, который и сожрал всех лягушек.

Собин и Саротин сдержанно выслушали басню о лягушачьем царе. Кажется, все поняли, узнали себя, когда они потребовали от начальника Кабульского разведывательного центра полковника Шамиля более деятельного командира, чем Пронин, из-за мягкотелости и личной несобранности которого, по их мнению, не ладится работа на кандагарской «точке». Шамиль принял во внимание жалобу Собина и Саротина, и никого из них не назначил командиром «точки», а направил на «точку» меня командиром. Я стал требовать от личного состава оперативной группы точного и беспрекословного выполнения всех моих распоряжений, запретил пьянство. Это не могло понравиться Собину и Саротину, и они взвыли, стали искать повод, чтобы устранить меня, не получилось. Более того, они сами чуть было не угодили, как куры во щи, и только разоблачение «Акрама» и «Фараха» – оборотней в сети разведки, спасло жизнь разведчикам.

– Вы, командир, кажется, нас с Саротиным неправильно поняли, – сказал майор Собин.

– Понял, и даже очень правильно; поэтому предупреждаю – не доведите меня до крайности, как в случае со Змеем, который всех лягушек сожрал.

– Командир, только поначалу мы с майором Собиным полагали, что вы в вопросах разведки – профан, – признался майор Саротин, – поэтому не все, что вы говорили, воспринимали с должным почтением, теперь убедились, что ошибались, и просим больше не заострять внимание на этих ошибках. Не держите на нас зла!

Такова уж природа всех негодяев – вначале выжидать и прицеливаться к выбранной жертве и только потом больно жалить, нанося ей смертельный удар. Однако Собин и Саротин почувствовали, что я не чурбан, брошенный Зевсом в болото, чтобы напугать лягушек, а боевой офицер, прошедший суровую школу войны в Африке, доказал работой свою профессиональную пригодность, не позволяя никому садиться на себя, как на чурбан, и единственно, что оставалось злопыхателям – ждать, когда я упаду, чтобы затоптать меня в грязь.

За непродолжительный период времени работы в Кандагаре я хорошо узнал своих подчиненных, чего нельзя сделать в условиях мирного времени, а на войне каждый человек на виду и можно судить по его делам, чего он стоит.

Сопоставляя документы личного дела с поведением офицеров на «точке», я приходил к заключению, что в личных делах Собина и Саротина правды нет. Им выдали положительные характеристики, чтобы вытолкнуть пьяниц и дебоширов из части в Афганистан на исправление, понимая, что с отрицательной характеристикой возникли бы дополнительные вопросы к командирам тех частей, откуда прибыли офицеры в Афганистан. Липовые характеристики на Собина и Саротина возымели силу, и офицеров поставили на высокие должности.

Физиономия майора Собина, пустая, как нежилой дом, была неброская, незаметная, можно было пройти рядом с Собиным и не обратить на него внимания. Так же невыразительно выглядел его «кореш», майор Саротин, единственно, что отличало Саротина от Собина, это запах гнили, идущий изо рта от зубов, торчащих восклицательным знаком, как у крокодила. По гнилому запаху можно было безошибочно определить, что Саротин находится рядом и где-то тут прячется.