Нефертити. Роковая ошибка жены фараона - Олег Капустин Страница 54

Из пустых фиванских ремесленных кварталов ветер, стремительно промчавшись по кривым улочкам города, врывался в покинутые дворцы, когда-то самые роскошные в подлунном мире. Сейчас по пустынным залам, украшенным филигранной росписью и живописными керамическими панно, тихо ступали шаркающей походкой немногие старые слуги, брошенные здесь, как и всё окружающее великолепие, на произвол судьбы. Золотые пластины и драгоценные камни, которыми обильно украшались в прежние благополучные времена стены и мебель дворцов, были уже давно выломаны и похищены. Теперь в парадных залах собирались не многочисленные придворные, а лишь летучие мыши, висящие гроздьями на балках под высокими потолками. Раскалённый ветер пустыни со свистом бесцеремонно врывался в окна, перекатывая маленькие барханы сухого горячего песка по мраморным полам. У местных жителей было такое впечатление, что их когда-то процветавший город стремительно превращается в пустынный некрополь.

Но особенно сильно разруха и запустение бросались в глаза в огромном храме Амона, построенном словно по иронии судьбы из массивных глыб камня, как думали его гордые строители, на долгие тысячелетия. Когда-то храм торжественно величали «храмом, воздвигнутым на миллионы лет». А сейчас он имел такой жалкий, заброшенный вид, словно по нему прошлась армия злобных и жадных завоевателей. Всё, что можно было сломать или утащить, было сломано и утащено. Похитили не только утварь, но даже то, что вынести из храма можно было с превеликим трудом: начиная с высоких кедровых ворот до потолочных балок. Они были выломаны и увезены. В Египте очень ценилось дерево. Если раньше в святыню Амона допускались только избранные жрецы, то теперь по храму мог гулять любой желающий. Под ногами потрескивали обломки разбитых кувшинов и мелких статуй проклятых молодым фараоном божеств. Стены и колонны, покрытые многочисленными барельефами с рисунками и иероглифами, были обшарпаны и безжалостно изуродованы, особенно там, где изображались Амон и прочие прежние боги. Любое упоминание о них и даже просто само слово «бог» грубо стесали старательные посланники нового фараона, фанатичные ревнители новой веры. И здесь, как и во многих других местах, тоже завелись летучие мыши, висящие днём под изуродованными потолками. А по загаженным мраморным полам бегали беспризорные собаки и шакалы, перебравшиеся в храм из пустыни, да шелестели по песку змеи. Поэтому сюда даже днём из фиванцев мало кто забредал.

Но сегодня сон летучих мышей, змей, собак и шакалов потревожили громкие грубые голоса и тяжёлые шаги небольшого отряда воинов. Они привели в храм только что пойманного в городе бывшего жреца Амона.

— А ну показывай, где спрятаны ваши сокровища?! — проорал резким голосом Санх, предводитель воинов, высокий детина с большим животом и длинными, как у гориллы, волосатыми руками.

Дело в том, что и разбойники прежней столицы, и приезжающие в город по разным делам представители центральной, столичной администрации лелеяли одну и ту же золотую мечту — найти сокровища храма Амона, которые копились столетиями. Особенно жаждал добраться до них главный визирь империи Туту. Жадный и злобный, он никак не мог примириться со странным с его точки зрения положением: где-то в подвластной ему стране находятся огромные сокровища, а он, правая рука фараона, фактически безграничный властитель империи, не может до них добраться. И визирь обеих земель в очередной раз прислал в старую столицу отряд своих воинов, или, как их ещё называли в народе, «стервятников Туту», с одной только целью — любой ценой напасть на след исчезнувших сказочных богатств.

— Если не покажешь, где начинается подземный ход, ведущий в сокровищницу, то я собственными руками сдеру с тебя шкуру! — пообещал Санх, выпучив чёрные, налитые кровью глаза.

Он скинул пышный парик, который проворно подхватил чернокожий слуга, выхватил у ближайшего воина плеть с длинными языками из воловьей кожи и хлестнул по спине стоящего перед ним на коленях человека в рваной серой тунике со связанными в предплечьях сзади руками. Удар был такой силы, что мгновенно располосовал ветхую одежонку. В прорехе у бывшего жреца показалась загорелая кожа спины. По ней быстро потекли струйки тёмно-красной крови.

— Я ничего не знаю о сокровищах, — проговорил хрипло бывший жрец, кусая от боли разбитые губы. — Да их и нет вовсе. Старые торговки на базаре у нас вечно болтают о невиданных кладах, якобы зарытых жрецами Амона. А вы им поверили!

— Ах, ты ещё издеваться надо мною будешь?! — взревел Санх и начал с остервенением хлестать плетью связанного человека. Тот извивался, корчась от боли, на полу, засыпанном песком. — Последний раз спрашиваю, где сокровища? — замер на мгновение начальник воинов и склонился над лежащим. Крупные капли пота скатывались по его круглой бритой жёлтой голове.

— Будь ты проклят, выродок, поганый цепной пёс еретика и ублюдка Эхнатона! — выкрикнул вдруг жрец хриплым, но громким голосом. Он приподнялся и плюнул в лицо истязателя. — Знал бы и всё равно ничего не сказал бы такому вонючему псу, как ты!

Слова жреца эхом разнеслись по пустынным залам дворца.

— У, падаль упрямая, так сдохни прямо сейчас! — рявкнул Санх и ударом массивной деревянной рукоятки плети проломил жрецу голову. — Эх, не сдержался, легко он подох, — проговорил ворчливо начальник воинов, сокрушённо качая головой и небрежно утираясь широким рукавом алой туники.

— Не расстраивайтесь, командир, — сказал стоящий рядом широкоплечий воин, беря назад плеть, жгуты которой, прошитые медной проволокой, были обильно смочены кровью, — этот жрец всё равно ничего бы не сказал, даже если бы мы его по маленьким кусочкам целый день резали. Я на таких здесь уже насмотрелся.

— А, Сетх забери всех этих жрецов! — выругался Санх. — Ну и задание дал мне Туту, ну как я найду эти сокровища? Жрецы, как тараканы, разбегаются от меня, как только увидят, а из тех, кого удаётся схватить, и слова не выжмешь. Молчат, проклятые, о сокровищах и только костерят на чём свет стоит и меня и даже самого фараона, да живёт он тысячу лет.

— А может, нам дойти до самого главного жреца этого лжебога Амона? Говорят, что он здесь неподалёку живёт, — сказал воин, указывая в окно плетью. — Если уж и он нам ничего не скажет, значит, дело на самом деле пустое.

— Скажет, ещё как скажет, — прорычал кровожадно предводитель «стервятников Туту», — уж я за это ручаюсь. Если надо, буду его пытать целый месяц, но вытащу признание из его поганой глотки!

Командир грузно зашагал к выходу. За ним двинулись все прочие воины. Под их ногами громко хрустели черепки, осколки статуэток поверженных богов. Вдруг Санх остановился и, мрачно глядя в один из полутёмных углов огромного помещения, проворчал:

— А может, их и вправду нет, этих проклятых сокровищ?

Гулкое эхо прокатилось по бесконечной анфиладе сумрачных залов, унося в темноту эти слова.

— ...Сокровищ, сокровищ, сокровищ? — всё тише и тише слышалось из глубины храма.

Затем наступила тишина, словно все задумались над столь важным вопросом, но вскоре шум шагов вновь возобновился. Вдруг за спинами уходящих раздались страшные звуки. Это шакалы и беспризорные собаки накинулись на ещё тёплый труп жреца. Раздался мерзкий хруст разрываемой плоти, заглушаемый изредка рычанием, лаем собак и воем шакалов. Воины вздрогнули, мурашки побежали у них по спинам, все невольно ускорили шаг и ещё быстрее заспешили к выходу. Скоро только раскалённый ветер пустыни свистел под потолком, врываясь в длинные узкие окна бесконечной анфилады огромных залов.