Бабье царство. Дворянки и владение имуществом в России (1700-1861) - Мишель Ламарш Маррезе Страница 55

Хотя при передаче состояния и фамилии доминировала патрилинейность, со временем понятие «родства» среди русского дворянства стало постепенно охватывать и женщин, независимо от их брачного статуса. Дворяне, писавшие семейные воспоминания, уделяли одинаковое внимание предкам отца и матери; кроме того, они вели родословные, где прослеживалось их происхождение и по материнской линии. Некоторые завещатели, оставляя имущество в наследство женщинам, ссылались на родовые связи. Так, в 1766 г. граф Бестужев-Рюмин указал в завещании, что имение должно остаться в его роду, но при этом разделил владения между своей замужней сестрой и ее сыном, вместо того чтобы завещать их кому-нибудь из родственников-мужчин, носящих родовую фамилию.

Однако до XIX в. статус замужних женщин в отношении родового имения служил предметом правовых споров. В конце XVIII в. капитан Бахметев составил завещание, в котором попытался передать наследство не сыновьям своего брата, а их замужней сестре, княгине Голицыной. Сенат разрешил Бахметеву не завещать поместье племянникам в наказание за их «буйный» образ жизни, но отказал и Голицыной в праве унаследовать родовое имущество Бахметева, которое и отдал в опеку. Александр Шереметев тоже нарушил наследственное право, когда обошел своих братьев и племянника в пользу младшей сестры. Сенат в конце концов аннулировал завещание Шереметева, но сначала Московский гражданский суд утвердил его на основании указа 1714 г., позволявшего бездетному мужчине или женщине завещать недвижимость любому из членов своего рода. Согласно смыслу этого указа сестра Шереметева была таким же членом рода, как и ее братья. В 1815 г. Сенат, однако, в недвусмысленных выражениях постановил, что замужним женщинам принадлежит одна из ключевых привилегий родства: право требовать возврата родового имущества, проданного в другой род. Рассматривая разногласия по этому вопросу, возникшие в местных судах, сенаторы отметили, что отношение замужних женщин к фамильной собственности было определено законом еще в 1770 г. По их мнению, единственная разница между полами в смысле родства состояла в том, что при наследовании по нисходящей линии братья и их потомки имели преимущество перед сестрами. В целом среди русского дворянства существовало представление о том, что и нуклеарная семья, и род имеют двойную тендерную принадлежность.

Русские дворяне и дворянки, составляя завещания, часто ссылались на права родства, причем использовали завещания главным образом, чтобы выполнить обязанности перед своим родом. Но причуды законодательства, в соединении с традицией разделения наследства, оставляли завещателям мало простора в распоряжении вотчинными землями. В результате немногие дворяне налагали на своих потомков долгосрочные обязательства. Граф Николай Шереметев был исключением, когда запретил своим наследникам продавать любую часть его владений. Далее он позаботился о том, чтобы в случае смерти его единственного сына и наследника без потомства имение не отошло бы к сестре и племянникам графа, которых он обвинял в расточительстве. Вместо них Шереметев счел достойными наследниками своего состояния одного дальнего родственника с сыном. Граф Лев Перовский поставил ряд условий, завещая родственникам наличные деньги, — потребовал, чтобы их доли наличности хранились на накопительных счетах, пока они не достигнут определенного возраста. Но подавляющее большинство завещателей позволяло своим наследникам производить дальнейшие разделы родовых имений, не налагая условий на пользование собственностью их потомками. Так, княгиня Александра Волконская объявила в своей последней воле, что завещание отца позволяет ей совершенно беспрепятственно разделить унаследованное от него имение по собственному усмотрению. Дворяне сознавали свою роль хранителей наследства отцов и дедов, но не могли воспользоваться правовыми каналами, чтобы не позволить потомкам промотать родовые земли.

Западные специалисты по истории женщин придают очень большое значение различиям между мужскими и женскими завещаниями, утверждая, что женщины чаще всего стремились раздавать свое имущество широкому кругу лиц, награждать верных и преданных друзей и близких и старались, чтобы их состояние, пусть самое скромное, пошло на пользу другим женщинам. Среди русского же дворянства разница между полами в области завещания имущества была менее заметной. Вынужденные подчиняться закону о разделении наследства, завещатели-дворяне в России приносили субъективные пристрастия в жертву практическим соображениям. Завещатели, имеющие детей, распределяли свое недвижимое имущество исключительно среди своих детей или прямых наследников; те же, кто потомства не имел, передавали собственность кровным родственникам. Даже движимое имущество редко попадало в руки посторонних людей.

Сходство между мужскими и женскими завещаниями не ограничивалось стремлением завещателей распределить свое имущество в узком родственном кругу. При назначении исполнителей завещания поведение мужчин и женщин тоже следовало единым образцам. Из всех женщин, назначивших себе душеприказчиков, 66% (23/35) избрали на эту роль мужчин, 23% (8/35) назвали женщин, а остальные 11% (4/35) остановили выбор на душеприказчиках обоих полов. Равным образом мужчины в 64% завещаний (18/28) предпочли поручить это дело мужчинам, 25% назначили душеприказчицами женщин (7/28), и 11% завещаний (3/28) должны были исполнить мужчины и женщины совместно. Поскольку в данной подборке женщин оказалось больше четверти, то очевидна уверенность завещателей обоих полов, что женщины справятся с обязанностями душеприказчиков: сумеют проследить за организацией похорон, расплатиться с долгами умерших или сделать пожертвования в монастыри от их имени. К тому же, если мы примем во внимание высокий процент вдов, которые осуществляли раздел состояния своих мужей согласно их воле, складывается впечатление, что мужчины вполне доверяли способности своих жен управлять имениями и материально обеспечивать детей.

Но в одном аспекте завещания мужчин и женщин не походили друг на друга. Хорошо известно, что дворянки играли видную роль в организации религиозных общин, а также занимались благотворительностью. Такие женщины, как Надежда Федорова, которая в 1798 г. дала 40 тыс. руб. на монастырь в Тамбове, поддерживали существование религиозных учреждений. Данные завещаний подтверждают, что дворянки с большей готовностью, чем дворяне-мужчины, жертвовали крупные суммы на благотворительность. В нашей подборке женщины прямо распорядились о пожертвовании вкладов в монастыри или денежных сумм отдельным крестьянам в 49% завещаний (37/75), а мужчины последовали их примеру всего в 38% случаев (22/58). Характерно, что, хотя князь Иван Волховский пожелал, чтобы после его смерти были внесены пожертвования в церкви, он предоставил определить их размеры своему племяннику. Вдова подпоручика Буланина оставила скромное состояние в несколько сотен рублей, но отписала иконы и 90 руб. трем церквям и еще 100 руб. — своему духовнику, которого назначила исполнителем своей последней воли. А вот пример с другого имущественного полюса: в 1841 г. княгиня Анастасия Щербатова составила целый список пенсий и пожалований крестьянам и обедневшим друзьям на сумму около 600 тыс. руб. Однако длинный список подобных пожалований был редкостью даже для женских завещаний. Большинство ограничивалось вкладом небольших сумм на помин своей души или отпускало на волю несколько дворовых.