Русская Япония - Амир Хисамутдинов Страница 55

В сентябре 1925 г. пароход «Shizuoka-Maru» бросил якорь в порту Кобе. «У меня в кармане была мелочь, — вспоминал Морозов-старший, — а в бумажнике разный хлам. Перевод на 375 долларов, а надо 3000. Спокойно подхожу на допрос. На один стол кладу подлинник, на другой копию документов. Подбегают с услугами бойки-японцы. Один немного болтал по-русски, а я ему — золотой, 5 рублей, на чай. Он начал расхваливать меня — богач, дескать, знатный, все время с американским консулом, значит они друзья. И я немедля на берегу».

Уже утром следующего дня Морозов-старший, выучив несколько японских фраз, отправился в путь с пудом тканей и 14-летним сыном Валентином. Как он объяснялся с покупателями, неизвестно, но в первый же день заработал 13,50 иен, что считалось уже неплохо. На второй день выручка оказалась поменьше, всего 9 иен, но торговец не унывал. И правда, третий день принес 21 иену, и все ахнули: и это не зная языка! «Что продано, помню до сегодня — вспоминал Морозов. — И, о радость, сын не торопясь выкладывает деньги, чистый заработок — 5 иен! Совсем подбодрило. И на четвертый день с Володей купили ему билет до Кобе предупредить маму, чтобы его в школу в Йокогаму, а Нину — в канадскую».

Морозовы воспрянули духом, нашли небольшую квартиру за восемь иен в месяц, которая больше напоминала кладовку. Правда, ее окно выходило в сторону храма Икута, что торговцу показалось добрым знаком. Дарья Николаевна все вычистила, прикрыла старые татами, на ящиках устроили кровать, поставили две тумбочки и стол, на стенах развесили незатейливые картинки.

Федору Д митриевичу торговля отрезами сразу далась легко, наверное, благодаря его легкому и общительному характеру. Он придумал для себя «немецкую легенду»: выдавал себя за немца, а товары — за немецкие. «Ударил по разным школам и особо по докторам и больницам, где много докторов и всегда деньги. Особо любил женские гимназии. Входя, начинал:

— Гутен морген, гуд морнинг. Зи шпрехен дейч?

И тут же о национальности.

— Ай эм джерман. Дую спик инглиш? Нес? Ай эм альсо литл…

Что это, по вашему: вранье, обман? Нет, — это были приемы безвредные и забавные. Кто у «немца» покупал — гордились. А мне в те времена намного было выгоднее и веселее, чем в Сеатле. Да иначе как бы я смог? Без капитала, не зная языка. А детей надо поднимать. И к тому же везде было уже испорчено землячками. Даже отказывали пускать ночевать в дешевые «ядоя» (дешевые гостиницы, ночлежки. — А. Х.). По незнанию языка мне помогали во многом руки, ноги, они всякое выражали, доводя япошей до смеха. А это во всяких делах и обстоятельствах — самое главное. Не только с японцами, но и в торговых и банковских делах».

Почти не зная японского языка, он держал во всех карманах карандаши. Предлагая товар, пишет свою цену, а японцы в ответ — свою. Торг шел не на шутку, пока кто-то не решался уступить. Но в любом случае, даже если и не получалась ожидаемая прибыль, Морозов не терял присутствия духа и оптимизма. Знал — в другой раз повезет больше. Если продажа шла туго, менял отрезы на шелк и шелковую вату. Долго у него в сундучке хранился настоящий японский шелк — на память о матери.

Запомнился ему один случай. В маленьком городке Морозов увидел огромную нарядную толпу. Пошел за ними до какого-то большого дома, в котором было накрыто множество столиков с разной едой. Купец быстро развязал узел и давай на японок, которые ему какими-то скучными показались, навешивать модные цветные материи. Сам любуется, приговаривает: «Вери гуд!» Разобрали у него почти весь товар, а потом еще и к столу пригласили. Купец был голоден и не стал отказываться. Потом уже сын Володя пояснил: шли те японцы с похорон на обед. Но что сделано — то сделано, не бежать же с извинениями. Но в дальнейшем Морозов разузнал японские обычаи и постарался не повторять ошибки.

В основном Морозов торговал в центральной части Японии, доходя до Хиросимы. Пройдя путь торговца тканями вразнос, в марте 1926 г. он открыл лавку кондитерских изделий собственного производства. К этому же времени относится его знакомство с коллегой и будущим конкурентом Макаром Гончаровым, в прошлом работником владивостокской кондитерской фирмы, принадлежавшей известной на Дальнем Востоке купеческой семье Ткаченко. Эмигрировав из России, Гончаров начал в Сеуле в 1923 г. производство и продажу шоколадных изделий, а в 1925 г. переехал в Японию. Некоторое время они поработали вместе, но потом их пути разошлись.

Вначале Морозов создал акционерное общество, но и оно в результате едва не привело к банкротству. Он вспоминал: «Компанион и с ним хитрец-Факумото, возгоревшись нашей деловитостью и добротой, чтобы еще больше приблизить нас, наметили план сватовства, продемонстрировав кулинарные способности дочки. Хотя дочь и разница от брата (так в письме. — Ред.), который вскоре появился в деле, но этот толчок ускорил мое решение женить сына на харбинке, чтобы избавиться от зависимости. А на кого пал жребий? Внукам теперь понятно! А компаньоны тогда иные нажимы наметили, всякими способами подобрать к рукам магазин. А мы хотели во что бы то ни стало удержать магазин, как отдушину на будущее».

Увы, предприниматель тогда не удержал не только компанию, но и торговую марку «Морозов». Федор Дмитриевич начал все заново и восстановил кондитерское производство под названием «Валентайн компани», взяв в качестве торговой марки имя своего сына Валентина. Фирма Морозовых под названием «Космополитан» до сих пор остается чисто семейным предприятием.

Еще до начала Второй мировой войны Морозовы заработали деньги на домик в Ойке, деревушке в 12 верстах от Кобе. «Казалось бы, иностранец в Японии во время войны никак не может завести новое дело, но только не мой друг Морозов. Он закрыл свой магазин и уехал жить в горы, где построил для себя небольшой дом. После этого стал уговаривать друзей покупать землю рядом с собой, уверяя, что земля здесь имеет огромную будущность. Он был так красноречив, что никто не мог ему противостоять, и он стал агентом по недвижимости». [9] Так Морозовы не только сами спаслись от воздушных налетов на Кобе, но и помогли другим русским. В это время в городе, разрушенном на 80 %, погибли более 20 тысяч человек.

Своим потомкам основатель династии оставил завет: «Все это позади и воспоминания об этом, как о прошлом сне, без всякой обиды на кого-либо. И завещаю вам, и вы в жизни скорее забывайте всякие злобы, потери и обиды, а вспоминайте доброе. Бедность — не порок. Каждый обедневший должен быть обласкан и поддержан, кто бы он ни был. Знайте также, что когда человек потерял капитал — не все потеряно, если он сохранил честное имя и веру в Бога! Постепенно может все поправиться. Но при богатстве, кто был гордец — это гибель. При зле, при всяких делах и в хворях — лекарства не на пользу! Приветствовал, чтобы определять эти расходы туда, где есть насущная нужда, в память усопших отсылать. Но в день похорон хлопочущие, а также духовенство, должны вознаграждаться. А если после меня будет возможность в этом направлении что сделать — нуждающимся уделите, но, как и в жизни моей — никаких излишеств. Для достижения дружбы и знатности необходимо от себя всегда проявлять теплоту, прямоту (в меру) и всегда почтительность в отношениях. Эластичность, нюх — не переборщить бы. И надо помнить, что у каждого друга есть жены с разными капризами, с этим надо считаться. Нужна и осторожность всегда при оценках мужа или жены и их характерах и поведении.