Бесчестие миссис Робинсон - Кейт Саммерскейл Страница 56

Кокберн и Уайтман удалились, оставив Крессуэлла разбираться с остальными делами дня.

Несколько передовиц, посвященных вердикту Кокберна, просто сообщили, что доктор оправдан. «Игзэминер» — возглавляемый пациентом Мур-парка Мармионом Сэведжем — беспечно утверждал: «Достаточно сказать, что в разводе было отказано, признав тем самым по существу и формально невиновность ответчика-мужчины. Общественность с большим удовлетворением воспримет это решение в отношении доктора Лейна. Очевидно теперь, что это мнение было не только общим, но и справедливым, когда данный предмет так много обсуждался прошлым летом». «Медикал таймс энд газетт» заявила, что «доктор Лейн был жертвой эротических маниакальных бредней несчастной женщины, которая, как доказали, совершала свои прелюбодеяния в глубине души».

В дальнейшем говорили, что дневник Изабеллы — вымысел и доктор Лейн совершенно невиновен. Барристер Джон Пейджет ссылался в 1860 году на это дело как на пример силы галлюцинации: «ничто не могло быть яснее, откровеннее и поразительнее», чем рассказ в дневнике о романе Изабеллы с Эдвардом Лейном, писал Пейджет; но «бесспорно установлено, что эта леди, хотя с виду и не отличалась от других людей поведением и не выказывала внешних признаков повреждения в уме, была всецело помешана на этом отдельном предмете».

Но Кокберн в своем решении ничего подобного не говорил. Наоборот, он счел Изабеллу нормальной, а ее дневник по сути правдивым. Хотя тот и содержал элементы мелодрамы и сентиментальной литературы, судьи нашли, что в целом он поведал очень подробную историю, представлявшуюся правдоподобной из-за встречающихся в ней самообвинений автора, разочарования и сомнений. Ее преувеличения и невоздержанность были знакомы любому автору дневника, любому крайне несчастному человеку или влюбленному. В конечном счете это было произведение не безумия, но реализма, рассказ о пределах романтических грез. Суд, в сущности, решил отпустить Эдварда без наказания на основе формальности: поскольку Изабелла не описала прямо половой акт, судьи сочли, что степень ее близости с Эдвардом определить невозможно.

Впоследствии Кокберн и его коллеги снабдили редакторов юридического дайджеста о ранних процессах Суда по бракоразводным и семейным делам выдержками из дневника Изабеллы, на которые они опирались. Поскольку вердикт полностью базировался на дневнике, писали редакторы, они «посчитали целесообразным напечатать следующие выдержки из этого дневника и постарались выбрать отрывки, дающие правильное представление о целом». Отрывки насчитывали до девяти тысяч слов, почти вдвое больше, чем появилось в газетах во время суда. Они включали половину записей, сделанных Изабеллой в Эдинбурге в 1850 и 1852 годах, почти все, написанные в Рипон-лодже между 1852 и 1854 годами, и большинство тех, что были составлены в Мур-парке и Булони в 1855 году. Этот последний блок, где Изабелла описала, как страсть Эдварда сменяется безразличием, наиболее убедительно доказывает правдивость дневника. Дополнительный материал появился в предназначенной для юристов книге Суоби и Тристрама «Отчеты о делах, рассмотренных в Суде по делам о наследствах и в Суде по бракоразводным и семейным делам. Том I» (1860 год) — и остался неосвещенным в прессе.

После суда Эдвард смог вернуться к своей семье и работе. Изабелла осталась обедневшей, опозоренной и без друзей, с той же смесью приведших ее к этим неприятностям желаний: стремление писать, голод по сексу, тоска по обществу, интеллектуальное любопытство, желание быть с сыновьями.

И все же некоторые из своих желаний она осуществила: нанесла поражение Генри, пожертвовала собой ради Эдварда и хоть как-то загладила вину перед женщинами, доверием которых злоупотребила. Как рекомендовал Джордж Комб, она использовала энергию своих преувеличенных способностей: сопротивлялась иску о разводе, потому что — со своей афродизией — любила Эдварда Лейна; потому что — со своей привязчивостью — дорожила привязанностью к нему и его семье; потому что — со своей любовью к похвале — очень хотела, чтобы они ее уважали; и потому что со своим маленьким органом благоговения ни во что не ставила общественную и юридическую системы, требовавшие от нее повиновения мужу или закону. По ее нравственному кодексу, Генри заслуживал наказания, а Эдвард, Мэри и леди Дрисдейл — пощады.

Как писала она в своем последнем письме Комбу, ее единственным желанием после потери дневника и сыновей было «до некоторой степени возместить этому другу и его семье то серьезное зло и горе, которые я так необдуманно, но ненамеренно им причинила». К ним, писала она, «я не испытываю ничего, кроме глубочайшего уважения и благодарности, полностью так». Ее «признание», что дневник являлся плодом галлюцинаций, было «единственным скудным возмещением, которым я теперь располагаю». Вред, причиненный Изабеллой самой себе и ее трем мальчикам, исправить в любом случае было невозможно.

Изабелла показала себя способной на сдержанность и самопожертвование: она позволила, чтобы в ходе суда из нее сделали средоточие наиболее жгучих современных тревог о подавленной женской сексуальности и безумии. Однако ее гордость не уничтожили. Она по-прежнему была как сожалеющей, так и непокорной, гневалась как на себя, так и на весь мир. Она была зла на Генри, чье преступление, выразившееся в чтении ее дневника, далеко превзошло, по убеждению Изабеллы, его написание, а также на общество, которое официально разрешало его сексуальное поведение, тогда как ее поступки порицало. «Неужели, — спрашивала она, — его бесчестная частная жизнь не принимается во внимание?»

В августе 1859 года парламент принял ряд дальнейших поправок к Закону о разводе, включая положение о защите общественной морали: «Суд, когда почтет нужным ради общественных приличий, может проводить свои заседания за закрытыми дверями». Двери суда, как и обложку дневника, иногда лучше держать закрытыми.

1859 год и далее

После интенсивной вспышки процесса Робинсоны, Лейны и большинство связанных с этим делом людей вернулись к сравнительно анонимной жизни.

Репутация Эдварда Лейна пережила скандал. «Рад сказать, что ни один из пациентов доктора Лейна его не бросил, — сообщал в 1859 году Чарлз Дарвин, — и достаточно регулярно появляются несколько новых». Дарвин наконец опубликовал свою книгу об эволюции. Сопутствующая тревога вызвала подрыв слабого здоровья, а вместе с этим и поездки в Мур-парк.

В 1860 году Эдвард и Мэри Лейн и леди Дрисдейл перебрались на курорт в Садбрук-парке в Ричмонде, в Суррей, оснащенный одной из первых в Британии турецких бань. К тому времени, когда Дарвин принимал водолечение на новом месте в июне того года, он уже стал знаменитостью. «Полемика, вызванная появлением выдающейся работы Дарвина «Происхождение видов», — писало в мае «Субботнее обозрение», — вышла за пределы кабинета и лекционного зала в гостиные и на людные улицы».

Эдвард продолжал рекламировать пользу хорошей диеты, чистого воздуха, изобилия упражнений и горячей и холодной воды. В 1857 году он выпустил книгу на эту тему — «Гидротерапия, или Природная система медицинского лечения: разъясняющий очерк», за ней в 1872 году последовала «Медицина старая и новая» и в 1885-м — брошюра «Гигиеническая медицина». Похоже, семья Дрисдейл простила ему затруднительную ситуацию с Изабеллой Робинсон, как простили они Джорджа, когда сексуальные порывы побудили его инсценировать свою смерть в сороковых годах. Отношения Мэри и Эдварда закалились в боли и печали, вызванных кризисом Джорджа, а леди Дрисдейл знала, как принять блудного сына.