Черный граф - Серж Арденн Страница 56

– И, что вы думаете об этом, дорогой мой шевалье?

Гийом, вскинув брови, с горечью произнес.

– Не знаю друг мой. Могу лишь сказать, что жалею о том, что нет с нами ни Луи, ни де Самойля, ни даже Некруассона. Вместе мы непременно выпутались бы из этого дерьма.

– Это правда, но выход должен быть. Меня мучает вопрос, как передать людям кардинала суть сего разговора? Ведь появляться на улицу опасно.

– А если рискнуть, и ничего, никому не сказав, просто отправиться к этому проклятому мосту?

– Исключено. За нами наверняка потянутся люди кардинала, это, несомненно, обнаружат наблюдатели Черного графа. Мы все испортим.

– И то, правда. Что же делать?

Вдруг за дверью послышался шорох. Кто-то стоял в коридоре, не решаясь постучать, или шпионил, желая подслушать разговор. Де База, схватил со стола пистолет, резко распахнув дверь, направил оружие на незнакомца. Из мрака коридора, на шевалье глядел щуплый коротышка, в потертой рясе капуцина. Его тщедушная сухая фигурка в сумрачном коридоре, больше напоминала призрак, чем живого человека. Монах, не говоря ни слова, вошел, затворив за собой дверь. Удивленный де База, попятился. Сигиньяк, поднялся с кресла. Капуцин, сбросив капюшон, уставился на друзей.

– Моё имя, господа, брат Жослен.

В нос заговорил монах, и будто вторя своим словам, закивал головой. Он резко обернулся и, приложив ухо к двери, прошептал.

– В комнату, что занимал одноногий месье, заселились двое господ…

Не дожидаясь реакции дворян на свои слова, он отскочил, будто дверь обожгла ему ухо. Низко опустив голову, словно облезлый пес учуявший добычу, он прокрался по комнате, из угла в угол, вскочив в кресло, стоявшее у окна. Поджав короткие ножки, капуцин поднял густые брови, будто наслаждаясь удивленными взглядами дворян. Он так же, без стеснения, разглядывал их, круглыми, словно две спелые вишни, глазами.

– Я чую, чую…нехорошие это люди. Опасные. Чужие…

Он поднял вверх указательный палец, направив его в потолок, придал словам пророческой таинственности. Жиль и Гийом, уже в который раз, за сегодняшний вечер, переглянулись. Де База осторожно подошел к креслу, где расположился, по меньшей мере, странный монах, присел на корточки, и, в упор, глядя ему в глаза, задал вопрос.

– Брат Жослен, вы в своем уме?

Пытаясь получше разглядеть монаха, Гтийом отклонил в сторону голову, заслонявшую свечу, пролившую свет на грубые черты лица капуцина. Наклонив голову вслед за дворянином, стараясь в точности повторить его движения, брат Жослен ответил искаженным голосом, намереваясь скопировать тональность Г ийома.

– А вы, мессир де База?

Анжуец, изменился в лице.

– Откуда вы знаете мое имя?!

Монах улыбнулся так, будто никогда не слышал более наивного вопроса.

– Знаю месье, знаю…и ваше, любезный шевалье, и вот, господина де Сигиньяка, и только сейчас упомянутых вами господ Луи де Ро и Констана де Самойля…

Окончательно утратив терпение, Гийом воскликнул.

– Да что здесь, черт подери происходит!? Кто вы такой?!

– Я тот, кого, этой ночью, вы ждете более всего. Я могу пересказать все, о чем вы попросите… де Жюссаку, Рамбитуру или Оржантелю, которые со своими людьми, неусыпно наблюдают за вами, а значит за «Королевской лилией». Тайно, а главное не заметно для врагов, довести до их сведения все то, что вы, только сейчас, мечтали им передать.

– А с чего вы взяли, что мы доверимся вам?!

Блестевшие в темноте глазки капуцина, выказывали снисхождение, к наивному вопрошавшему.

– Ну, во-первых, у вас нет другого выхода, милостивые господа. Во-вторых, я могу справиться с этим делом и без вашего благословения. И наконец, посудите сами, был бы я шпионом, зачем, мне, зная всё о ваших планах, являться к вам и вести подобные разговоры? Узнай я, что вы не пошли на сделку с Черным графом, я бы сообщил об этом его людям, и сей призрак уже растворился бы в пространстве. А вот если бы вы пошли на их условия…

Монах в задумчивости почесал подбородок.

– …мне тем более незачем было бы сюда являться. Только в этом случае, вас уже завтра, а быть может даже сегодня, везли бы в Бастилию.

При этих словах капуцин разразился таким жутким и громким хохотом, что едва смог остановиться. Утомившись от собственного смеха, он вытер рукавом рясы повлажневшие глаза и принялся неистово креститься, бормоча на латыни какуюто молитву.

– Брат Жослен, а разве Господь позволяет подслушивать?

Ласково, по отечески произнес Жиль, лишившийся сомнений и догадавшийся с кем имеет дело. Перестав креститься, монах виновато поглядел на виконта, затем выдержав непродолжительную паузу, затараторил.

– Ох, грешен брат, грешен. В ереси сознайся, прощенным оставайся. Severus sit clericorum serto!3 Готов смыть, брат мой, смыть, готов смыть!

Тараторя, на взгляд молодых людей, полную ахинею, капуцин, причитая, шарил глазами по столу, занимающему центр комнаты. И вот, наконец, его взгляд уперся в кувшин с вином. Он вскочил с кресла, засеменив к столу, приговаривая на ходу.

– Смыть готов, братья, смыть…

Добравшись до стола, он, не прекращая бормотать одно и то же, заглянул в глиняный сосуд, и убедивший в том, что он полон вина, подвернув рукава рясы, провозгласил.

– Urtaque manus in benedicendo clericis inferioribus necessaria est4

Затем схватив обеими руками кувшин, жадно, большими глотками, осушил его.

– Erat, est, fuit5.

Насладившись нектаром виноградной лозы, капуцин блаженно поднял к потолку глаза, довольно крякнув, осенил себя крестным знамением, и произнес.

– Эх, благостно, благостно, братья мои!

Приблизившись к худосочному монаху, де Сигиньяк, бережно положив ему руку на плечо, усадил рядом с собой на дубовую скамью.

– Брат Жослен, давайте построим разговор так, чтобы хоть одному из нас была понятна суть сказанного.

Капуцин одобрительно кивнул.

– Не возражаю, брат мой.

– Вот и прекрасно. Значит вы, брат Жослен, подслушали наш разговор и это заставляет меня думать, что понимаете суть произошедшего?

– Определенно.

– В таком случае, сделайте любезность, и отправляйтесь немедленно. Всё услышанное перескажите де Жюссаку или кому-нибудь другому из людей кардинала.

– Не премину, тот час же исполнить.

– Вот и славно, брат, вот и славно. А когда вернетесь, осторожно дайте нам знать. Три раза, постучите в стену.

– Потаенно и победоносно. Justus et paciens6.

– Мы бы предпочли потаенно и мирно. А теперь ступай с Богом, брат Жослен, ступайте.