Тюрки. Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии - Василий Бартольд Страница 56

Шейбани, внук Абулхайра, завоеватель государства Тимуридов, и был и чувствовал себя тюрком, но в своих завоевательных устремлениях руководствовался не тюркскими национальными целями. Как все кочевые завоеватели, он овладевал одной областью после другой, останавливаясь только перед непреодолимыми препятствиями. По словам одного из своих персидских историков, он прославился военными подвигами и в Туране, и в Иране; он завоевал Хорасан и, конечно, не ограничился бы одной этой иранской областью, если бы не его поражение в войне с Исмаилом Сефевидом [237], основателем новоперсидского государства.

Факт завоевания Мавераннахра новым тюркским народом, притом почти совсем не затронутым персидской культурой, должен был способствовать дальнейшему развитию литературы на тюркском языке, особенно переводной; говорится о целом ряде таких трудов, написанных для первых узбекских ханов. Еще около 1530 года о самаркандском хане Абу Сайде, двоюродном брате Шейбани, говорится как о тюрке, совершенно не знавшем по-персидски. Но такое отчуждение завоевателей от покоренного населения не могло долго продолжаться. Умерший в 1539 году племянник Шейбани бухарский хан Убайдулла [238] считался идеальным правителем не с точки зрения кочевых традиций, но с точки зрения мусульманского права — шариата. В таком же духе старался править самый знаменитый из узбекских ханов XVI века бухарский хан Абдулла [239], умерший в 1598 году, объединивший под своей властью, кроме Мавераннахра, Хорезм и Хорасан. При провозглашении Абдуллы ханом в 1583 году (фактически вся власть была в его руках и раньше) был совершен старый монгольский обряд поднятия хана на куске белого войлока, но за четыре угла этого куска держались не главари кочевых родов, как требовалось кочевыми традициями, а главы бухарских дервишских орденов; в этом мы видим любопытный пример, как старались примирить чисто языческий обряд с духом мусульманской государственности.

Абдулла достиг своих целей такими же средствами, как другие монгольские и тюркские государи в Средней Азии. Его правление было благодетельным преимущественно в глазах оседлого населения, для которого было выгодно существование сильной власти; его имя до сих пор прославляется в Туркестане как насадителя порядка и культуры; ему приписываются все общеполезные сооружения: проведение новых каналов, постройка в степи караван-сараев и т. п. Но кочевники так же мало, как прежде, нуждались в объединении под сильной властью, и победы Абдуллы были куплены кровавым истреблением всех его противников. Истреблялись не только члены враждебных владетельных родов, до грудных младенцев включительно, но и народные массы, особенно во время походов Абдуллы на север, в степь. Рассказывают, что во время одного из таких избиений нарочно погнали толпу избиваемых мимо хана, чтобы этим вызвать его жалость и побудить его остановить избиение, но хан остался неумолим и избиение было доведено до конца. К тому же это кровопролитие оказалось бесцельным. Несмотря на понесенные потери, казахи еще до смерти Абдуллы снова произвели нашествие на Мавераннахр и дошли до Самарканда. После смерти Абдуллы и его сына Абд аль-Мумина [240] государство, основанное Абдуллой, быстро распалось, все завоевания были утрачены, в самой Бухаре власть перешла к новой династии, которая владела только частью бывших владений хана. Ни один из последующих ханов не объединял под своей властью такого числа областей, как Абдулла.

Отсутствие среди узбеков политического единства и стремления к нему особенно ясно сказалось в судьбе Хорезма, который при последних Тимуридах входил в число владений султана, правившего в Герате совершенно независимого от султана, правившего в Самарканде. Шейбани завоевал Хорезм уже после Самарканда, почти одновременно со своим походом на Хорасан, и при жизни Шейбани Хорезм вошел в состав того же узбекского ханства, что Самарканд и Бухара. Но после битвы 1510 года победитель, персидский шах Исмаил, предоставил Самарканд и Бухару последнему Тимуриду — Бабуру, а в Хорезм послал наместников от себя. Бабур был вытеснен из Мавераннахра родственниками Шейбани; персидских наместников вытеснили из Хорезма другие узбеки, тоже вышедшие из потомков Шибана, но из той ветви, что Абулхайр. В XVI веке Хорезм два раза, при Убайдулле и Абдулле, на короткое время подчинялся бухарским ханам; но в конце концов династия потомков Шибана в Хорезме оказалась долговечнее, чем узбекская династия в Самарканде и Бухаре, и правила почти до конца XVII века, тогда как господство дома Абулхайра прекратилось уже в конце XVI века. Хорезмийский историк хан Абулгази (умер в 1663 году) склонен считать гибель дома Абулхайра наказанием за произведенное Абдуллой избиение представителей хорезмийской династии; вообще он видит в действиях Абдуллы в Хорезме признаки «недомыслия», хотя в общем высоко ставил Абдуллу как правителя, упоминает и о высокой ценности на международном денежном рынке чеканившейся при Абдулле монеты. Между тем сам Абулгази первым из хорезмийских ханов стал производить набеги на Бухару; при сыне и преемнике Абулгази Ануше [241] Бухара находилась короткое время во власти хорезмийцев.

С тех пор начались кровавые междоусобия среди тюркских народов Средней Азии, продолжавшиеся до завоевания Туркестана русскими и китайцами. Борьба происходила не только между отдельными государствами, но и между отдельными элементами каждого государства. В XVI–XVII веках под властью тюрок находилось огромное пространство от Каспийского моря на западе до Хами на востоке, от Гиндукуша и Куньлуня на юге до границ русских владений в Сибири на севере. Все эти области находились в состоянии, указывающем на упадок культуры по сравнению с недавним прошлым.

При объяснении этого явления историк, как во многих других случаях, находится в затруднении, что признавать причиной и что следствием. Завоевание значительной части Средней Азии таким отсталым в культурном отношении народом, как узбеки, должно было уменьшить значение Средней Азии для международной торговли; деятельность купцов еще более затруднялась отсутствием в отдельных государствах единства политической власти; так, в Хорезме каждый представитель династии старался взимать с товаров пошлину в свою пользу. Вместе с тем, однако, эти затруднения, вероятно, были бы преодолены легче и быстрее, если бы караванный путь через Среднюю Азию сохранял то значение, которое он имел еще в первой половине XV века при Тимуре и Улугбеке и которое он постепенно утрачивал со второй половины XV века — со времени открытия европейцами Америки и морского пути в Индию, когда преобладающее значение перешло к морской торговле, находившейся в руках европейцев. Кроме того, утверждение русской власти в Сибири создало и на суше новый торговый путь из Европы на Дальний Восток. Еще во второй половине XVII века сибирские купцы принимали участие в караванной торговле с Китаем через Среднюю Азию и пограничный китайский город Сучжоу; в первой половине XVIII века договорами между Россией и Китаем была создана кяхтинская торговля; образовался новый путь в Китай — Сибирский тракт, в начале XX века закрепленный железной дорогой, и значение Туркестана для мировой торговли еще более уменьшилось. Господство в Средней Азии культурно отсталого народа — узбеков — могло способствовать изменению торговых путей, но еще более само изменение торговых путей способствовало культурной отсталости живущих здесь народов. При этом нет никакого основания утверждать, чтобы узбеки и другие среднеазиатские тюрки XVI и XVII веков были менее способны к усвоению культуры, чем средневековые тюрки.