Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк Страница 57

Переводчик Хаким признался, что с той поры Ахмет стал плохо спать, видеть дурные сны, дергать головой, подмигивать обоими глазами.

– Всю ночь я присутствовал на собственных похоронах, – сказал Ахмет Хакиму, когда проснулся, – видел себя в гробу убитым. Такого страху натерпелся, что не могу прийти в себя.

Нелепый бунт примитивных существ, Саротина и Собина, перепугал всех на «точке», но сам факт скрыли от Центра, и офицеры почувствовали, что им сойдут на нет любые безобразия, подмяли под себя переводчиков Ахмета и Хакима, надеялись, что кого-то из них назначат командиром «точки» после отъезда в Кабул подполковника Пронина, пьянствовали напропалую – пропили оперативную кассу, денег не стало, стали требовать от переводчиков денег на водку, те отказались, продали трофейный автомат Калашникова и пьянство продолжалось. Работа была, как говорится, «по боку», мешала пьянству, и кандагарская «точка» погрузилась в полосу застоя и пьянства. Обитатели «точки» опускались на горьковское дно.

Такова была обстановка на «Мусомяки», такими были оперативные офицеры Саротин и Собин, по уставу призванные выполнять свой воинский долг, снабжать разведцентр военно-политической информацией в провинции Кандагар, на деле все было иначе. Пьянство на «точке» привело к тому, что вся оперативная группа оказалась под басмаческим колпаком и ей грозила смерть.

Такую команду я принял под свое начало.

Оперативных офицеров Саротина и Собина нельзя было уважать и ценить, можно было лишь презирать и ненавидеть. Лишить жизни тоже нельзя, хотя всем в Кабульском разведывательном центре было ясно, что эти офицеры – форменные негодяи, их место в тюрьме или на эшафоте.

Поведение Саротина и Собина несколько поменялось, когда они почувствовали крах своей карьеры, как профессионально непригодных офицеров для работы в разведке. Ходили за мной, как тени, ударились в холуйство, старались несколько раз в день попасться мне на глаза и высказать свои дружеские чувства и преданность делу, которому они служат.

– Что с нами будет? – спрашивали меня офицеры, навербовавшие в агентурную сеть провокаторов, которых подбрасывало им кандагарское басмаческое подполье.

Оказавшись под массированным напором Саротина и Собина, даже такой волевой человек, как прапорщик Микаладзе, стал постепенно превращаться от страха перед неминуемой смертью в одного из героев Салтыкова-Щедрина из романа «Семейный суд». Там с первых страниц романа не сходит слово «гроб», и это слово сильно довлело не только над господами Головлевыми, но и над прапорщиком Микаладзе, живущим под одной крышей с Саротиным и Собиным.

Шла афганская война. Солдаты 40-й армии воевали, но знали, что война уже проиграна. Причин тому много, включая пьянство, недисциплинированность, разврат, коррупцию и слабое руководство армией со стороны начальствующего состава.

Пустоплясы Саротин и Собин приближали поражение 40-й армии, которое было не за горами, усугубляли и без того тяжелое положение и житье коняги – русского солдата.

Пыль замела мой кровавый след.

Все расчеты военнослужащих 40-й армии на скорое возвращение домой, в Россию, не оправдывались. Старое, что они рушили, так скоро не ломалось, не сходило в могилу. У старого оказались стойкие защитники, готовые умереть за это старое, оставаясь его приверженцами даже тогда, когда многие от него отвернулись и не желали защищать.

Естественно, кто защищал старое, отжившее, не годился для новой жизни, был враждебно настроен новому режиму во главе с Бабраком Кармалем, ставшим новым хозяином Афганистана. Оппозиция Бабраку Кармалю не простила ему ввод войск в Афганистан со стороны России, и все краски стыда за просчеты нового режима ушли в красные лозунги, флаги и транспаранты и этот цвет стал для басмаческих формирований сильным раздражителем, как красная тряпка для быка. Недруги Кармаля поклялись, что будут бороться с режимом беспощадно, защищая независимость Афганистана от внешнего вторжения оккупационных войск.

Басмаческое командование слов на ветер не бросало. Борьба за власть обострялась с каждым днем. Жестокость одних порождала жестокость других. Насилие уже не знало границ, и афганский карлик Бабрак Кармаль продолжал оставаться у власти благодаря 40-й армии.

Сонливость в мусульманских столицах мира как рукой сняло. Неповоротливые и ленивые жители Востока, неожиданно стали быстро двигаться, побросали в сторону свои четки, вскочили на лошадей, помолившись Аллаху, засверкали в их руках сабли и ножи, стали решительно расправляться с марксистами-ленинцами, душить их и бить в хвост и гриву.

Активность борьбы нарастала. Во всех столицах Средней Азии первоначальный переполох и страх от вторжения советских войск в Афганистан сменился национальным подъемом масс, словно враг подступил к их воротам и готов поработить их страны. Из мусульманских стран всего мира хлынул поток добровольцев с оружием в руках, чтобы защитить религию от неверных. Война стала носить религиозный характер. Мусульманский мир защищался организованно от христианства. Температура в странах Средней Азии и в Афганистане поднялась до точки кипения. В стане неприятеля слышалась русская речь, что вызвало некоторое удивление и тревогу: «Кто бы это мог быть? Уж не наши ли бывшие братья по оружию – узбеки, таджики, казахи, туркмены?» Оказалось, что так оно и есть. Азиаты, братья по вере, решительно заняли сторону басмачей и организованно переходили на сторону противника с оружием в руках и в качестве компенсации за проявленное геройство получали награды – «ключи от рая», изготовленные в Саудовской Аравии на деньги США.

Дружба народов в СССР дала трещину, куда влезли лютые враги России и азиатских стран, США. Началась крупномасштабная война по всему среднеазиатскому фронту, в которой приняло участие около миллиона человек.

Армия, вошедшая в Афганистан, оказалась неподготовленной к войне. Не было карт местности, командиры взводов, рот и даже батальонов, занятые в мирное время уборочной кампанией в колхозах и совхозах, не умели читать карты местности, не знали компаса, не могли определять время по солнцу, а свое местоположение – по звездам. Провал с первых дней вторжения в Афганистан был очевиден даже тогда, когда никто не видел живого басмача, их попросту не было в природе, это уже потом они появились как ответ на вторжение в Афганистан.

У американского писателя Эдгара По есть рассказ «Низвержение в Мальстрем». Автор приводит трагическую сцену, случившуюся с человеком, попавшим в гигантский водоворот Мальстрема. Его, как щепку, подхватило течение и закружило в водовороте. Человек погиб. А с гибелью человека приходит конец всему: мыслям, надеждам, свершениям.

Точно так или почти так происходило все в Афганистане с 40-й армией, попавшей в водоворот человеческих страстей и людского гнева. Армия завертелась в чудовищной пляске смерти на самом краю воронки, где уже барахтались люди, но их было пока мало, воронка ширилась, готовая проглотить всю армию вместе с оружием и вооружением и бездарными генералами – Громовым, Ткачем, Варенниковым.