Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт Страница 58

Друзья всегда говорили мне: «Что, если тот, кто обогнал тебя, принимал стимуляторы?»

Я отвечал, что мне все равно. Если я когда-нибудь кому-нибудь проигрывал, то начинал тренироваться усерднее, чтобы в следующий раз победить. Если я узнавал, что этот человек принимал препараты, то, полагаю, в глубине души он все-таки осознавал, что Усэйн Болт лучше. Я так смотрю на эти вещи. Я был счастлив, что никогда не принимал ничего подобного, и у меня была чистая совесть. Но на его месте я бы никогда не решился болтать лишнее.

Я видел, как это происходило на гонке в Дохе. Все знали, что он очень гордится своим хорошим временем и хочет произвести впечатление, но Асафа был единственным ямайцем на старте в тот день, и ставки были достаточно высоки. Я даже предупредил его:

– Эй, Асафа! Ты не должен дать ему выиграть. Не стоит рассчитывать, что после стольких лет он вернулся, чтобы проиграть.

И когда они вдвоем находились на стартовой линии, Гэтлин как раз и начал выступать. Перед забегами он вел себя точно так же, как другой американский спринтер Морис Грин – известный малый в то время. Морис был золотым олимпийским медалистом на стометровке на Играх в Сиднее в 2000 году и бывшим рекордсменом мира со временем 9,79 секунды. Он был очень упорным парнем. В раздевалке перед соревнованиями Морис обычно строил рожи и смущал людей, а иногда запугивал одним взглядом, потому что был рослым парнем с большими мускулами. Он знал, что если кто-то из соперников пугался производимого эффекта, то уже не мог сконцентрироваться на гонке, что давало Морису преимущество.

С тех пор многое изменилось: когда уже я начинал профессиональную карьеру, между атлетами царило взаимоуважение – но Гэтлин никогда не играл по правилам, он считал, что пришел на боксерский матч и может вести себя, как Морис. В Дохе он слишком пялился на Асафу, чем, казалось, смутил его. Это все происходило на стартовой линии и выглядело очень смешно. Когда же он все-таки пришел первым, то выхватил стартовый пистолет и произвел шесть воображаемых выстрелов в воздух. Но его вызывающее поведение этим не закончилось, и на пресс-конференции он начал молоть журналистам всякую чушь.

– Один готов, – сказал он. – Впереди еще двое.

Поскольку это относилось к ямайским спринтерам, очевидно, что Блейк и я были следующими целями.

«Боже мой, – подумал я. – И как ему не стыдно…»

Когда я смотрел повтор этой сцены по телевизору, мне хотелось схватить Асафу и сжать его шею: никому не понравился результат той гонки. Я был разочарован, Блейк был разочарован, и на следующий день на тренировке мы задали ему один и тот же вопрос: «Асафа, как ты позволил ему посчитать, что он лучше тебя?»

То же самое он пытался проделать со мной, когда мы встретились на турнире IAAF World Challenge в Загребе. Я думаю, он считал, что сможет запугать меня, как запугал Асафу, потому что пока мы делали разминку и тренировали старты, он строил мне страшные глаза и пытался вступить в перебранку. Слюна брызгала у него изо рта и попадала на дорожку прямо передо мной. Я не мог в это поверить и хохотал от души – так это было забавно.

Я знал – чтобы меня рассердить, нужно очень сильно постараться. Возможно, это связано с дисциплиной, в которой воспитывал меня отец, а еще потому что я не боялся таких людей, как Гэтлин. Он же не вцеплялся мне в лицо и не угрожал, а был только досадной помехой. К тому же человек должен сделать что-то действительно плохое, чтобы перейти мне дорогу, я редко сердился по пустякам – хорошие манеры важнее. В результате мое спокойствие, несмотря на все эти провокации, расстроило Гэтлина, и он обрушил на меня новую порцию насмешек.

Вторая словесная атака задела меня чуть больше. Я быстро произвел в уме подсчеты: «В этом году его лучший результат – 10,10 секунды, я же бегаю за 9,60, и он думает, что может запугать меня, потому что плюет на мою дорожку? Возможно, он самый тупой парень в мире».

Тогда я знал, что не собираюсь проигрывать. Единственные вопросы, которые крутились у меня в голове, были: «Как быстро я смогу пробежать? И с каким отрывом я смогу выиграть этот забег?»

В следующий раз я встретился с Гэтлином взглядом, когда гонка была уже окончена. Я финишировал первым, и когда обернулся, то увидел, что он был в пяти метрах позади. И тут уже было нечего сказать: со слюной и гримасами было покончено. Таким образом, я ему тоже наподдал – в стиле моего отца. И все же это не остановило его от бахвальства и наглых заявлений: прямо перед Лондоном-2012 Гэтлин опять начал говорить журналистам всякую ерунду:

– Все уже налюбовались представлениями Болта за последние несколько лет, людям хочется увидеть других на сцене. Я буду рад выступить, побороться и исправить эту ситуацию.

Возможно, ему казалось, что я немного не в форме, особенно после отборочных турниров на Ямайке и Остравы. Гэтлин был немного похож на меня бойцовским духом. Так считал тренер.

– Вы – два человека, которые созданы для Большого Случая, – говорил он.

Какая разница! Для меня Гэтлин был лишь небольшим неудобством перед Олимпиадой, и я собирался победить его.

Для меня было важно самочувствие: я проходил каждый забег без страха получить травмы, и был очень быстр на первых 60 метрах. Без особых усилий я обходил остальных на 100 и 200 метрах. И что особенно важно, я перестал переживать по поводу своих стартов. Моя уверенность в себе была на пределе.

Блейк тоже был уверен в себе, возможно, даже слишком. В первый день забегов я легко подтвердил квалификацию на стометровке. Несколькими минутами ранее Блейк выиграл свой забег, и когда я выходил на стадион, то увидел его, окруженного толпой людей. Журналисты и телевизионщики собрались в специальной зоне, где можно задавать вопросы атлетам. Ко мне тоже подходили люди с камерами и микрофонами наготове.

Пока я беседовал, до меня стали доноситься самоуверенные слова Блейка, который находился неподалеку. Он давал интервью и, похоже, уже начинал говорить лишнее.

Эй, Йохан Блейк! – мой голос прогремел по всей пресс-зоне. Он обернулся, я посмотрел ему в глаза и рассмеялся. Йохан Блейк, – повторил я. – Ты не победишь меня на 200 метрах.

Тут диктофон направили в мою сторону.

– Усэйн, Йохан только что сказал, что немного нервничает по поводу забегов на 100 метров, – прокричал журналист. – Но он считает, что на 200 метрах – совсем другое дело.

Что, серьезно? Для меня это прозвучало как вызов, как будто он только что сказал, что собирается выиграть в финале на 200 метрах. Однако я не придал этому слишком большого значения. Блейка могли неправильно процитировать, поэтому я выкинул это из головы. Я знал, что он был уверен в себе, но в силу своего возраста не всегда правильно преподносил эту уверенность. Но я услышал эти слова еще раз. А затем еще раз.

А затем кто-то буквально по буквам произнес мне на чистом английском языке.

– Он сказал, что вы не победите на 200 метрах, а он победит.

Я улыбнулся сам себе. «Почему люди постоянно это делают? – подумал я. – Почему люди недооценивают меня, как будто я просто какой-то атлет, как будто я – никто? Я всегда со всеми уважителен. Но я что, единственный, кто соблюдает правила приличия? Сначала Гэтлин, теперь еще и этот… Все движется от плохого к худшему…»