Врачебные тайны дома Романовых - Борис Нахапетов Страница 58

К сожалению, заключение И.В. Енохина не помогло бедняге А.Е. Розену, и он так и отправился служить на Кавказ на костылях.

После этой поездки И.В. Енохин был отчислен от гвардии и назначен на штатную должность врача при Александре Николаевиче, в которой находился в течение последующих 26 лет, постоянно сопровождая его в поездках по России и за границей.

Как пишет П.В. Долгоруков, «сначала нелегко было Енохину на придворном поприще. Начальником двора находился в то время сумасшедший генерал Кавелин. Однажды во время своего первого заграничного путешествия Александр Николаевич в Копенгагене имел небольшой припадок лихорадки. Кавелин взбесился, обратился к Енохину и, почти показывая ему кулак, закричал: „Чтобы завтра Его Высочество был здоров! Если завтра его высочество не выздоровеет совершенно, то я тебя пошлю на гауптвахту здесь же, в Копенгагене!“ Любопытно, — отмечает П.В. Долгоруков, — что на другой день Великий князь был здоров…» П.В. Долгоруков приводит и другую подробность: «Цесаревичу очень хотелось провести зиму 1838–39 годов за границей, а Николай Павлович требовал непременного возвращения его в Россию; Енохин взялся уверить и уверил грозного государя, что здоровье Александра Николаевича непременно требует провести зиму в Риме, что иначе у него может сделаться чахотка, и цесаревичу разрешено было провести зиму в Риме. Этой услуги, — пишет П.В. Долгоруков, — Александр Николаевич никогда не позабыл. Будучи Великим князем, он всякое утро пил кофе с Енохиным. Став императором, он продолжал ежедневно приглашать Енохина пить с ним кофе по утрам».

Об определённых трудностях во взаимоотношениях И.В. Енохина с придворным миром могут в некоторой степени свидетельствовать краткие и не расшифрованные до сих пор заметки в дневниках В.А. Жуковского: «Сцены Енохина с докторами», «Геройство и трусость Енохина».

Путешествуя с наследником по странам Европы, Енохин, как об этом можно судить по упоминавшемуся дневнику В.А. Жуковского, принимал участие в приёмах, торжествах, посещениях музеев, театров, художественных галерей и выставок. Как член свиты наследника, он был удостоен многих иностранных орденов (такого количества иностранных и отечественных орденов, как у Енохина, не было, кажется, ни у одного из российских медиков) и членства во множестве научных и ненаучных обществ. Но самое главное заключалось в том, что пребывание за границей он использовал для встреч с образованными врачами многих стран Европы, стараясь лично от них узнавать о каждом новом шаге науки, и, таким образом, держал себя на уровне современного научного знания.

О высокой медицинской образованности Енохина говорят записи его выступлений на заседаниях Петербургского общества русских врачей, бессменным президентом которого он был в течение 12 лет. В работу этого Общества Енохин вносил наибольшую часть своей опытности и многосторонних знаний, и не было предмета, который казался бы ему совсем и вполне неизвестным. Он высказывался как по поводу отдельных заболеваний, так и в связи с общим развитием медицинской науки и практики. Например, не только своевременно оценил значение начавшейся в Европе в середине XIX века замены универсализма («рутинного энциклопедизма») в медицине специализацией медицинских знаний, но и пришёл к заключению о том, что с задержкою этого перехода в России связаны отставание отечественной медицинской науки и её недостаточная самостоятельность. И.В. Енохин также положительно оценивал переход от эмпирической, изнуряющей системы лечения (т.н. бруссеизма), заключающейся в многочисленных кровопусканиях и приёме слабительных, к рациональной, щадящей терапии с её основными направлениями — аллопатией и гомеопатией. Этим, по всей вероятности, объясняются его взвешенные суждения по поводу гомеопатии, применение которой решением Медицинского совета было запрещено в госпиталях и больницах Российской империи. Он говорил, что «гомеопатия может оказаться полезной для людей богатых, не знающих пределов разного рода неумеренностей, пресыщенных материально. Кто всякий день кушает и пьёт дальше своего аппетита, кто от праздности тучнеет до неподвижности, кто измучился, гоняясь ежедневно за новыми удовольствиями, тому гомеопатия пропишет умеренность и строгую диету, а чтобы замаскировать нужную строгость — назначит невообразимые крупинки, и дело пойдёт на лад. Но, очевидно, у солдата, изнурённого походами, лишениями всякого рода, тревогами и опасностями, наконец, действительными болезнями, гомеопатии делать нечего, и тут „дух лекарства“ выдыхается гораздо прежде, чем дойдёт от склянки до рта больного».

Переход к рациональной системе лечения потребовал применения особых подходов к оценке результатов использования лечебных методов. Принимая во внимание чрезвычайную сложность оценочных методик, И.В. Енохин призывал к осторожности с выводами из этих опытов, подчёркивая, что «нужно много проницательности, раздумья и труда, чтобы отыскать правдоподобное объяснение наблюдаемому факту. Заслуга врачей, — указывал он, — состоит именно в том, что они внимательно наблюдают и умеют применяться к настоящему, которое никогда ни в чём не сходно с прошедшим».

Конечно, суждения и умозаключения И.В. Енохина о существе болезней и методах лечения не выходили за рамки представлений того времени. Кроме того, его высказывания были не всегда объективны. Так, посетив в октябре 1855 г. вместе с Александром II Крым, где они осматривали среди прочего госпитали в Симферополе, И.В. Енохин сообщил на заседании Общества 16 ноября 1855 г. «весьма любопытные и утешительные сведения о состоянии врачебной части в обозревавшихся им госпиталях действующей армии в Крыму». Трудно сказать, что уж там показывали царю и его свите поднаторевшие в деле показухи чиновники от медицины, но свидетельства очевидцев говорят о совершенно противоположном. Например, активный участник Крымской войны, профессор университета Св. Владимира в Киеве Х. Гюббенет писал в своём «Очерке медицинской и госпитальной части русских войск в Крыму в 1854–1856 гг.» (СПб., 1870): «В Симферополе, центре сбора всех больных Крымской армии, отразилось рельефнее, чем в других местах, всё зло, какое влечёт за собой неприготовленная война, неусовершенствованная администрация и плохой уход за больными. Назначенная по Высочайшему повелению следственная комиссия открыла в Симферопольском госпитале целый ряд недостатков, опущений и злоупотреблений. Что сказано о Симферополе, то можно принять ко всем госпиталям вообще».

И.В. Енохин был не только многознающим медиком, но и удачливым врачом, то есть, перефразируя лермонтовского Печорина, он не в пример доктору Вернеру «умел воспользоваться своим знанием».

Его пациентами были не только оба императора (в феврале 1855 г. И.В. Енохин вместе с лейб-медиками М.М. Мандтом и Ф.Я. Кареллем подписывал «зловещие» бюллетени о смертельной болезни Николая I), но и лица из ближайшего окружения царя. Медицинскими советами И.В. Енохина также пользовались видные деятели культуры и науки. Так, в частности, он давал рекомендации по курортному лечению известному историку М.П. Погодину.

И.В. Енохин обладал громадным тактом и, в молодых летах попав ко двору, изучил прекрасно все условия, обычаи и извилины придворной жизни. При этом он никогда не злоупотреблял своей близостью к царственным пациентам и чуждался интриг, столь распространённых в придворном ведомстве. До конца жизни он оставался большим дипломатом, преданным и верным слугою своих пациентов-благодетелей — Николая I и Александра II, ведших его от отличия к отличию, от одной ступени повышения к другой. К тому же он, судя по всему, «умел хранить самые сокровенные тайны руководства страны и его окружения — состояние их здоровья, прогнозы на будущее, которые при определённых условиях могут стать оружием в борьбе за власть». Благодаря этому И.В. Енохин почти безотлучно находился при особах двух императоров на протяжении 36 лет — случай беспрецедентный в истории отечественной медицины!