Вселенная Алана Тьюринга - Эндрю Ходжес Страница 59

В отличие от американского Сената, британские законодатели не имели обыкновения настолько открыто вмешиваться в работу правительства. Однако здесь работали те же самые силы нового времени, которые и вынудили правительство Великобритании пойти на сходные меры. 25 мая 1951 года два чиновника Министерства Иностранных Дел Берджес и Маклин исчезли, и уже 10 июня в воскресных новостях проливался свет на данное исчезновение с намеком на то, что пора бы взять на вооружение американскую политику «искоренения сексуальных и политических извращенцев».

В журнале также говорилось, что «гомосексуализм особенно распространился среди интеллектуалов». Такого рода замечания в прессе сопровождались и действиями со стороны правительства, которое в 1952 году ввело «удостоверяющую проверку на благонадежность» для занимающих государственные посты, имеющих дело с информацией государственной важности, а также кандидатов на подобные должности.

До сих пор государственные служащие проходили только «поверхностную проверку». Служба безопасности проверяла дела тех, кто был замечен в «провокационных воззрениях», и ставила штамп «Порочащих сведений не имеется». Суть «удостоверяющей проверки» заключалась в том, чтобы «провести подробное расследование прошлого и личных качеств». В частности, учитывались «заметные слабости характера, которые влекут уязвимость перед шантажом и неблагонадежность». Иными словами, если обнаруживалось малейшее свидетельство или даже обоснованное подозрение на гомосексуальные наклонности, то человек считался непригодным для должности, требующей «благонадежности».

На практике требовалась искусное и дорогостоящее расследование с тем, чтобы установить, является ли тот, или иной человек гомосексуалистом. Тут не удастся обойтись выявлением «манерных» мужчин, так как (согласно американскому докладу) не существует «явных признаков, или примет, которые позволили бы однозначно выявить сексуального извращенца». Присущая британцам закрытость и презумпция гетеросексуальности усложняли выявление гомосексуалистов, которые общались исключительно через друзей и на приватных встречах. Однако, будучи обнаруженным, гомосексуалист оказывался в трудном положении, так как на него одного обрушивались все накопленные страх и подозрения, которые в ином случае приняли бы на себя многие люди.

Алана Тьюринга раскрыли, более того, оказалось, что для любого официального лица, да и просто для любого, обеспокоенного вопросами государственной безопасности, он ведет себя с попросту ужасающей неосмотрительностью. В его голове хранились тайны криптографической и криптоаналитической работы Великобритании, со времен которой не прошло и десяти лет, а он при этом позволял себя якшаться с публикой на Оксфордской дороге, да и Бог знает где еще. Хуже того, его работа во время войны и работа консультантом с 1948 года вооружили Тьюринга, по меньшей мере, знаниями о конкретных проблемах страны, тогда как разрабатываемые им компьютерные методы, да и сама идея компьютера, находились на передовом крае науки.

Не существенно, представляла ли данная информация интерес для Советского Союза, – само ее существование должно было сохраняться в тайне. Тьюринг совершил немыслимое. Вхожий в Ближний Круг, он запятнал себя с пролетариями, да так, что сам Оруэлл не назвал бы это ничем иным, как извращением, хотя Альдус Хаксли и расценивал требование сексуальной свободы как спутник усиления диктаторского режима. Тьюринг был сам себе законом.

Можно, пожалуй, возразить, что его поведение как раз и демонстрировало, что Алан неуязвим для шантажа. Разве он не обратился бы в полицию при малейшем намеке на угрозу, даже если бы та не имела никакого отношения к хранимым тайнам? Он даже не скрывал подробностей, какими бы нелепыми или шокирующими те ни были, чем ясно дал понять, что не вздрагивает от мысли, что они станут известны «друзьям, коллегам и в целом будут преданы огласке». Увы, подобные аргументы лишь подчеркнут впечатление о нескромности, выставят его вызывающе антисоциальным и отталкивающе непредсказуемым.

Тьюринг не был завсегдатаем тех немногих тайных «ресторанов, клубов и баров», но для служб безопасности его времяпрепровождение за границей было сущим кошмаром. Безусловно, Великобритания – свободная страна, а Алан – ее свободный гражданин, но кто дал ему право у себя принимать молодых норвежцев, и в чем состоит суть кризиса с Кьолем в марте 1953, о котором местный центр разведывательного управления совершенно не осведомлен. В результате, Кьоль вернулся в Норвегию, так и не увидев Алана. Намеки Алана Робину о том, что иммиграционные службы повсюду видят «кротов», «еретиков» и заговоры извращенцев, – вот, пожалуй, и все чем Тьюринг мог намекнуть на то, что «по масштабам непристойности могло потягаться с историей Арнольда», не раскрыв при этом причины, по которой он оказался объектом особого внимания, чтобы защитить себя от себя же.

В свете сказанного, отпуск Тьюринга летом 1953 стал актом протеста, да таким, что дело могло закончится допросом, причем не из тех, где за столом мило обсуждают сонеты. Откуда им знать, что он изначально не скомпрометирован? Откуда им знать, что он не повредился рассудком? Что они толком знают о его связях? В чем вообще есть уверенность? Суть убеждений Алана Тьюринга о жизни и свободе лежит в скрупулезном соблюдении данных обещаний, но подобные джентльменские соглашения опираются на безмерное доверие, а в 1953-м наблюдалась острая недостача данного ценного ресурса. Сам Тьюринг тоже не был совершенен: однажды он сболтнул лишнего Невилю, отметив, что поляки внесли колоссальный вклад в его работу во время войны. Позже, за год до его смерти, правила вновь изменились и отнюдь не в сторону джентльменских манер. Игра стала еще жестче.

* * *

Когда в 1952 году тема гомосексуализма стала впервые обсуждаться открыто, журнал «Воскресная пиктораль» пояснил, что «для начала» следует «направить прожектор общественного внимания на подобные отклонения и покончить с заговором молчания…» Издание признавало, что окончательно искоренить проблему «не так просто». Движение на искоренение ускорилось в 1953 году. Красной нитью через месяцы от июня 1953 до июня 1954 прошли все более открытые и жесткие действия правительства. Считалось, что пришло время вернуться во времена суда на Уайлдом, тогда подобные меры позволили сдержать диссидентство на полвека.

Возможность представилась в августе 1953-го, когда лорд Монтегю Бьюли сообщил в полицию о краже. В результате Монтегю и его другу были предъявлены обвинения в «непристойном нападении» на двух мальчиков-скаутов, которые были экскурсоводами в его музее автомобилей. Обвинения были отвергнуты, да и основывались они исключительно на показаниях мальчиков, однако дело получило беспрецедентно широкую огласку. Дело Тьюринга являлось прямой противоположностью: не было ни сенсационных фактов, ни заявлений в полицию, разве что жалоба из мелочных интересов, да и то – единственный свидетель происшествия Хью Александр остался не упомянутым. Однако его разбирательство изначально подавалось как показательный процесс: суд не над индивидуумом, но осуждение «падения нравов» в стране.

Суд над Монтегю завершился в декабре 1953 года. Подсудимый не был признан виновным, однако Краун не признал поражения, и 9 января 1954 года Монтегю был вновь арестован, на этот раз по обвинению в «нападении», совершенном в 1952 году. Вместе с ним обвинения были предъявлены еще двоим, в частности, Питеру Уайлдбладу, дипломатическому корреспонденту «Дэйли Мэйл». Этим намеки на то, что дело имеет государственное значение, не ограничились – обвинение привлекло также несколько военнослужащих ВВС, дав пищу для опасений, что гордость и краса вооруженных сил страны тоже под угрозой этой «заразы». Оба процесса отметились прослушиванием телефонных линий, обысками без ордера, освобождением тех, кто давал показания против «сообщников», подлогами со стороны Короны – всецелое пренебрежение требованиями закона давало понять, что речь идет об угрозе самому государству. Действительно, было задействовано Особое Отделение – отдельная, политическая, ветвь полиции. Повышенное внимание прессы вызвало жалобы в Парламент о «подрыве общественной морали». Несмотря ни на что Правительство явно решило повысить осведомленность общественности о проблеме гомосексуализма и замалчивание данного вопроса осталось в прошлом. Министр Внутренних Дел сэр Дэвид Максвелл Файф вызвал магистратов для прояснения внутренней политики и произнес речь о «переходе в наступление на мужские пороки». Судьи отметили, а газеты послушно сообщили о резком всплеске преступлений, в которых замешаны гомосексуалисты, в стране. На самом деле произошел всплеск официальной обеспокоенности проблемой, вылившейся в резкое увеличение числа судебных дел.