Мик Джаггер - Филип Норман Страница 59

Экзотические европейские влияния, что с юности взращивали простых английских парней и особенно пригородного кентского Казанову, снова пошли в атаку. Аните был двадцать один год; она родилась в Швеции, среди предков ее были немцы и швейцарцы (в том числе художник-неоклассицист XIX века Арнольд Бёклин), детство провела, мотаясь между Германией, Испанией и Францией, изучала искусствоведение в Риме и Нью-Йорке, а затем осела в Лондоне, где стала фотомоделью и порой играла в кино. Она уже была знакома с друзьями Мика из мира искусства, Робертом Фрейзером и Кристофером Гиббсом, но ни Мик, ни его группа ее не интересовали, пока она не оказалась на фотосъемке в Мюнхене, где они играли в «Цирке Кроне».

В результате нестойкая самооценка Брайана ракетой взлетела выше стратосферы — даже Мику не удавалось склеить такую телку. Анита была ослепительно красива — стриженая, курносая, длинноногая, в самый раз для мини-моды шестидесятых, но еще было в ней нечто дикое; «на гепарда похожа», вспоминает Джон Данбар. Она обладала широчайшим умом, блестяще знала четыре языка, понимала в искусстве и была сведуща даже в смутных областях германской и вообще европейской литературы. К тому же она отличалась безрассудством и страстью к чертовщине, отчего немало новых рок-н-ролльных друзей подозревали в ней ведьму. В Мюнхене она выбрала Брайана, решив, что он больше всего на нее похож, и растерялась, когда он принялся умолять ее остаться с ним, потому что одиночество невыносимо, и почти до утра рыдал.

Воодушевляло Брайана и то, что Анита, похоже, оказалась неуязвима для якобы неотразимой сексапильности Мика и даже проявляла склонность спорить и издеваться над ним, как Ширли Уоттс. Тот, в свою очередь являя немалую прозорливость, не скрывал, что, по его мнению, никакого добра «Стоунз» от Аниты ждать не приходится, и запретил Крисси Шримптон с ней общаться.

Долго пробыв чужаком и в меньшинстве, Брайан вдруг оказался в составе самой знаменитой пары Свингующего Лондона, прототипов будущих детей цветов. К началу 1966 года мужской гардероб модов едва ли отличался от женского — рубашки с рюшами, огромные шляпы с вислыми полями, «хипстеры» из мятого бархата и с широченными ремнями, меховые боа и замшевые сапоги до колен. Культура детей цветов, которую надуло с американского Западного побережья, принесла с собой еще более унисексовые халаты, хайратники и многослойные бусы, браслеты и амулеты. Златовласые Брайан и Анита менялись гардеробами и выглядели не столько любовниками, сколько однояйцовыми близнецами.

Отношения их, однако, были главным образом и чрезмерно физическими. Поначалу их занятия любовью порой длились несколько суток подряд — у Брайана появился новый повод опаздывать на концерты «Стоунз» и на запись в студию. В спальне Анита во всех отношениях отличалась от застенчивых английских девиц, которым Брайан конвейерным методом делал детей. Она с удовольствием потакала его текущим сексуальным фантазиям — привязывала его к марокканскому ложу и стегала хлыстом — и научила новым — мазала его своей губной помадой, тенями и прочим или наряжала (и сама наряжалась) в эсэсовские мундиры времен Второй мировой, бог весть как оказавшиеся в их общем гардеробе.

Им двоим редко выпадал случай взаправду побыть наедине, поскольку Брайан вечно приглашал друзей или даже случайных знакомых заходить к ним в квартиру и жить за его счет, сколько душе угодно. Среди этих дрейфующих жильцов был молодой шотландец, студент-кинематографист Дэйв Томсон, с которым Брайан познакомился в Глазго, когда «Стоунз» туда заехали. Вместе с Томсоном Брайан якобы писал сценарий для художественного фильма, который предстояло снимать в Скандинавии и в Камарге, впрочем, рассказывая об этом фильме в «Чарли, любовь моя», Брайан не сумел внятно изложить сюжет.

Один из эффектов ЛСД, ее сторонниками несколько приуменьшавшийся, заключался в том, что кислота акцентируется на слабых сторонах человеческой души и распахивает пред нею адские видения редкой, заказной точности. ЛСД стала сильнейшим триггером неуверенности и паранойи Брайана, которого и так беспокоило его положение в группе. Появление Аллена Клейна, замышленное, по сути, у него за спиной, казалось ему очередным подлым заговором с целью ткнуть его носом в потерю лидерства и укрепить позиции Мика и Кита (хотя пока не наблюдалось никаких признаков того, что Клейна Брайан беспокоит). Даже его победа — он ведь завоевал Аниту — вскоре обернулась ужасом: он боялся, что она устанет от него и, как и предполагалось с самого начала, увлечется Миком. Едва миновала начальная любовная идиллия, пара принялась ссориться, и ссоры эти превосходили все те, что случались между Миком и Крисси; вскоре проявилась и склонность Брайана к насилию. Анита выходила на люди с фингалом под ершистой белокурой стрижкой или с синяками на руках под дубленкой, отделанной драгоценностями; как большинство жертв домашнего насилия, синяки она объясняла тем, что упала.

После знакомства Брайана с Дэйвом Томсоном в Глазго тот однажды застал Брайана у замочной скважины гостиничного номера: Брайан подозревал, что Мик, Кит и Эндрю Олдэм сговариваются против него. Брайан излил своему молодому жильцу скорбную повесть о том, как, украв у него группу и извратив ее блюзовые идеалы, «они» пытаются теперь и вовсе от него избавиться. Томсон выслушал и встревоженные рассказы Чарли Уоттса и Билла Уаймена, «Стоунов» второго порядка, — междоусобные войны и конфликты их не трогали, но они беспокоились, что все это навредит их карьере. Чарли рассказал Томсону, что один американский врач во время гастролей 1964 года, когда Брайана положили в больницу, поставил ему зловещий диагноз: если Брайан и дальше планирует пить по две бутылки скотча в день, как сейчас, — о наркотиках уж не говоря, — он и двух лет не протянет.

Паранойя практически зашкалила в январе 1966-го, когда в воскресном выпуске «Новостей мира» опубликовали разоблачительный материал о ребенке Брайана от его челтнемской подруги Пэт Эндрюс, родившемся перед тем, как Брайан отправился в Лондон. Спустя неделю другая скандальная газетенка, «Пипл», подкинула дров в огонь заметкой о Линде Лоренс, подруге времен Виндзора и Эдит-гроув, и втором ребенке, который был идеалистически наречен Джулианом и остался без всякой отцовской поддержки. Такой рекламы «Стоунз» не хотел даже Олдэм — она автоматически клеймила остальных музыкантов за то, в чем они были решительно невиновны. Не стоит забывать, что, едва звучало или складывалось из букв ужасное название «Роллинг Стоунз», большинство людей вспоминали первым делом и исключительно про Мика, — история с мочеиспусканием убедительно это доказала.

Когда Брайан открыл для себя ЛСД, это дало и один благотворный побочный эффект. Открытие сблизило Брайана с Китом — они с Эдит-гроув так близко не дружили, — а это, в свою очередь, означало, что Мик остался в стороне; сия необыкновенная ситуация приводила Брайана в восторг. Они с Китом впервые попробовали кислоту вместе, они чувствовали себя братьями, первопроходцами, что отправились навстречу неизвестному, и у них завелся общий всепоглощающий интерес. Кислота была первым социальным наркотиком, и это объясняет, отчего ею так увлекались американские дети цветов: пользователям рекомендовалось принимать ее в обществе опытного друга или друзей, чтобы те поддерживали, успокаивали, а в случае дурного трипа и спасали. Поэтому Брайан и Кит продолжали принимать ЛСД вместе, вместе лицезрели дивные виденья, порой терпели ужасы и одержимо обсуждали свои переживания, которых Мик не мог разделить.