Политическая антропология - Николай Крадин Страница 59

Улусизм проявляется в том, что каждый партиец, защищающий свой улус по всем как партийным, так и советским вопросам, доходит в своей защите порой до того, что забывает всякую партийную дисциплину, провозглашая принцип: права или не права моя сторона, но она моя сторона, и я обязан ее защищать. Это болезнь самая серьезная, мешающая в работе не только в низовых парторганизациях, но даже в самом руководящем органе власти (Глухов 1926: 180).

После политических чисток 1930-х годов в связи с буржуазным национализмом данная проблема была временно забыта, однако в годы перестройки в местной прессе национальных республик вновь появились публикации на эту тему. Выяснилось, что вопрос об "улусизме" применительно к проблеме власти остается столь же актуальным, что и почти семьдесят лет назад. В Калмыкии, например, почти 85% горожан и более 90% жителей села идентифицируют себя с той или иной племенной группой. Борьба за власть ведется между тремя главными племенными группировками: торгутской и дербентской (истоки противостояния которых уходят в двоично-троичную крыльевую систему), а также бузавской – этнически более молодой, состоящей из потомков донских калмыков (Гоголданова, Гузенкова 1993: 166). Схожие процессы прослеживаются, например, в Туве а также во многих других многонациональных субъектах Российской Федерации.

Несколько иная ситуация существует ныне в Чечне. Исследования этнологов-антропологов показывают, что в отличие от генеалогически иерархизированных структур вчерашних кочевников Казахстана и Киргизии горские общества всегда отличались известной тягой к формированию неиерархических моделей политической организации [27]. У чеченцев всегда отсутствовало благородное сословие или какая-либо другая привилегированная наследственная группа. Они разделены по клановым, территориальным и до некоторой степени даже конфессиональным линиям. Чеченские тейпы, или кланы, пережили советский период и сейчас становятся все более и более влиятельными в политической жизни общества. Преданность какому-либо клану остается высшей ценностью в чеченском менталитете, а кровная вражда длится поколениями. Чеченцы разделены на три главные территориальные группы: тех, кто живет в долине Терека (они испытали более сильное влияние русских, чем другие группы); тех, кто живет в предгорьях; и собственно горцев (самая бедная экономически и в то же время самая традиционная часть чеченского этноса). В советский период политическая власть в Чечне удерживалась выходцами с низин. В период правления Дудаева горцы стали вернейшими его сторонниками. Хотя все чеченцы считаются мусульманами-суннитами, они приверженцы двух различных суфийских орденов, или братств: Накшбандийя и Кадырия, которые оспаривают влияние в чеченском обществе. Даже в прошлом чеченцы не смогли объединиться и избрать общенационального лидера из своей среды, поскольку не желали дать одному клану или территориальной группе преимущество перед другими. Их единственными национальными лидерами были шейх Мансур, который жил в восемнадцатом веке и первым возглавил чеченцев в войне против Российской империи, а также Джахар Дудаев, также направивший внутренние разногласия на борьбу с внешним врагом – той же Россией (Khazanov 1995: 215-216) [28].

Разделение властей

Таким образом, результаты прямого внедрения в неевропейские общества западных либерально-демократических институтов нередко приводят к незапланированным последствиям. Многопартийная система, парламентаризм, разделение различных ветвей власти и т. п. – все это нередко вызывает обратные результаты, весьма нежелательные с точки зрения задач демократизации. Опыт политантропологических исследований показывает, что в посттрадиционных обществах партийные структуры нередко формируются на родоплеменной или конфессиональной основе или как инструмент персоналистского влияния того или иного лидера. Выборы в представительные органы власти в таких условиях, как правило, основываются не на политических программах, а на племенных или религиозных принципах. В результате большие массы людей втягиваются в племенные, межэтнические и межконфессиональные конфликты, что создает неустойчивость правящих коалиций, отсутствие политической стабильности. Все это приводит к кризисам, политическим переворотам, войнам. Иллюстрацией этого являются события в той же Чечне в последние десять лет. В такой ситуации власть нередко видит единственный способ сохранить стабильность путем создания авторитарных – однопартийных военных режимов.

Не случайно практически все государства, возникшие на территории азиатской части СНГ, имеют автократическую природу власти. Правда, здесь необходимо иметь в виду еще одно свойство традиционной власти. Разделение властей – институт, прошедший длительную эволюцию и, можно сказать, "выстраданный" Европой в ходе многих восстаний и революций. Для архаических и традиционных обществ подобное явление в принципе не характерно. Правитель традиционного общества является единственным носителем сакрального статуса, и все иные самостоятельные ветви власти автоматически воспринимаются как нежелательные конкуренты не только самим правителем, но и большинством населения. Поэтому в "постградиционных" обществах руководящим органом и страны и партии нередко является политический лидер харизматического толка, наделенный часто почти не ограниченными полномочиями. Исходя из всего вышеизложенного, ясно, почему большинство стран СНГ прошли схожий путь политической трансформации. События в них развивались по однотипному сценарию: роспуск законодательных органов, принятие новых конституций, расширяющих полномочия президента, "мягкий" террор в отношении оппозиции и независимых средств массовой информации.

Проиллюстрируем вышесказанное несколькими примерами. В 1993 г. в Казахстане возникло определенное противостояние между законодательной и исполнительной властью. Однако в отличие от России, где аналогичное противостояние вылилось в вооруженный конфликт, здесь основные нити политической игры всегда находились в руках президента. Несмотря на нежелание Верховного Совета самоликвидироваться, из "проверенных" депутатов была создана инициативная группа, которая начала агитацию за самороспуск внутри парламента. В декабре парламент уже перестал существовать. Согласно новой конституции Казахстана от 1995 г. (статьи 44-47, 50-55, 71, 73 и др.), законодательная и судебная власть подчинена исполнительной (президент назначает судей, Конституционный суд ликвидирован и т. д.), в 1995 г. референдум в Казахстане продлил президентские полномочия Н. Назарбаева до конца XX в. (по имени туркменбаши С. Ниязова, первым начавшего кампанию по продлению полномочий лидеров среднеазиатских государств СНГ до конца XX в., этот феномен получил название "башизм").

В Узбекистане И. Каримов совмещает посты президента страны и главы кабинета министров. Верховный Совет Узбекистана находится под контролем президента. Осенью 1991 г. часть депутатов оппозиции выступила с критикой президента. В ответ на это в Верховный Совет была внесена поправка к закону о статусе депутата, которая была принята уже летом 1992 г. Согласно внесенным уточнениям любой депутат по решению высшего законодательного органа страны мог быть лишен своего мандата за поведение, порочащее звание народного депутата, совершение антиконституционных действий, направленных на подрыв государственного устройства, дестабилизацию общественно-политической обстановки, а также за призыв к таким действиям (Васильев 1998: 95).