Тютчев. Тайный советник и камергер - Семен Экштут Страница 59

Надежда Сергеевна решила отстаивать собственное право на личное счастье: она не хотела вверять свою частную жизнь и свою судьбу кому бы то ни было, даже царю-освободителю. «Отстаивай любовь своими ногтями, отстаивай любовь своими зубами. Отстаивай ее против ума, отстаивай ее против власти. Будь крепок в любви — и Бог тебя благословит. Но любовь — корень жизни. А Бог есть жизнь» [433]. Именно так она и жила, хотя эта мысль философа Серебряного века появилась в печати спустя почти четверть века после смерти моей героини. Слабая женщина, обладавшая поразительной магией, вступила в борьбу не просто за себя, она стала бороться с верховной властью. Она выбрала не отчуждение, дистанцирование, злословие, а борьбу. Борьбу не за ниспровержение существующего или за воплощение каких- либо теорий, идей, программ. Она желала не всеобщего, а только личного счастья. Стремилась не к изменению мира или света с его законами, а лишь к изменению личной судьбы в неизменном мире. Впрочем, подобное поведение меняет мир: если можно изменить судьбу, доселе предопределенную, значит, мир не остается неизменным. «Как будто свершилась революция между двумя эпохами. Наши борзописцы толкуют о 19 февраля. Нет, не отмена крепостной зависимости крестьян, сколь ни велико это дело, составляет главную грань между настоящим и прошлым. Падение крепостной зависимости духа — вот что их разделяет. Взгляды и понятия изменились. Сила тяготения к центральному солнцу власти уменьшилась. Каждый начинает смотреть на самого себя как на самостоятельную единицу. Вполне ясного сознания еще нет; уменья и подготовки еще менее, но повеяло ветром, который со временем сметет противупоставляемые ему преграды. Вопрос в том, сметет ли он только дряблое и отжившее или усилится до бури, которая поломает и живое. Зависит от правильности наблюдений и взгляда в Зимнем дворце» [434]. Вероятно, именно по этой причине одному из лучших сотрудников тайной политической полиции было поручено любой ценой помешать пленительной женщине реализовать свои планы. Российский Императорский Дом не желал, чтобы один из его членов женился на разведенной женщине и вступил в морганатический брак. При этом мнение самого герцога Николая Максимилиановича в расчет не принималось. Повторяю, выстрел Каракозова в царя уже прозвучал (в момент покушения герцог был рядом с государем), началась настоящая охота революционеров на Александра II, а мощь государственной машины была направлена на то, чтобы не дать возможность двум любящим другу друга людям устроить свою судьбу.

Надежда Сергеевна не знала, что за ней установлено наблюдение III Отделения и что о каждом ее шаге отныне будет известно «голубым мундирам». Ей предстояла встреча и противоборство с одним из самых талантливых агентов. 11 апреля 1868 года управляющий III Отделением и начальник штаба корпуса жандармов генерал-майор Николай Владимирович Мезенцов направил шифрованную телеграмму № 56, адресованную начальнику 7-го Московского округа корпуса жандармов генерал-майору Ивану Львовичу Слезкину: «Завтра утром прибудет в Москву из Петербурга жена губернского секретаря Акинфьева, рожденная Анненкова, прошу принять секретные меры, для сведения где она остановится, какие будут ее намерения по поводу производящегося о ней в консистории бракоразводного дела; послезавтра явится к вам доверенное лицо, которому назначено следить за делом. Генерал Мезенцов» (Л. 5). 13 апреля генерал Слезкин исполнил порученное распоряжение и шифрованной телеграммой № 121 доложил об установлении наблюдения (Л. 7).

Мы привыкли к стереотипу, что секретные агенты рекрутировались исключительно из так называемых отбросов общества — людей непотребных, лишенных способностей и принципов. Этот стереотип сложился не только в результате усилий публицистов, в его существовании повинны и сами жандармы. «Живо помню мое удивление, — писал Константин Федорович Филиппеус, один из руководителей секретной агентуры III Отделения, желавший подчеркнуть свою роль в деле реформирования тайной полиции, — когда 1 апреля 1869 г. мне впервые были вручены секретные суммы, и вслед затем представились мне господа агенты, а именно: один убогий писака, которого обязанность заключалась в ежедневном сообщении городских происшествий и сплетен. Первые он зауряд выписывал из газет, а последние сам выдумывал… Отменив тогда же эти вздорные записки, я дал автору их поручение съездить в село Иваново и составить подробное описание этого “русского Манчестера”. Но вскоре после того я был вынужден уволить этого господина. Кроме того, ко мне явились: один граф, идиот и безграмотный; один сапожник с Выборгской стороны, — писать он не умел вовсе, а что говорил, того никто не понимал и с его слов записать не мог; двое пьяниц, из коих один обыкновенно пропадал первую половину каждого месяца, а другого я не видел без фонарей под глазами или царапин на физиономии, одна замужняя женщина, не столько агентша сама по себе, сколько любовница и сподручница одного из агентов; одна вдовствующая, хронически беременная полковница из Кронштадта и только два действительно юрких агента. Вот состав агентуры, которой я принял при вступлении в управление III экспедицией. Все исчисленные агенты получали в сложности до 500 рублей в месяц. Полагаю, что мне не были переданы те лица, которые сами не пожелали сделаться известными новому начальнику агентуры. О покойном Романе я не упомянул, так как он в то время состоял еще в штатной службе» [435]. Последняя оговорка весьма примечательна: в ней идет речь о новом действующем лице моего рассказа.

«Доверенное лицо», о котором телеграфировал генерал Мезенцов, был человеком незаурядным, чью неординарность безоговорочно признавали не только непосредственные начальники, но и историки P.M. Кантор, М.К. Лемке, Н.Я. Эйдельман. «Карл-Арвид Иоганнович Роман — один из выдающихся агентов русского правительства» [436]. Лютеранин Карл-Арвид Иоганнов Роман (Романнъ), именовавшийся в официальных документах на российский манер Карлом Ивановичем, родился в городе Бауска, Курляндской губернии, и получил весьма приличное образование: окончил полный курс наук в Ришельевском лицее в 1850–1851 учебном году по физико-математическому отделению, удостоившись похвального аттестата с правом на чин XII класса в статской службе. Однако Карл-Арвид предпочел службу военную, поступив в июле 1852 года унтер-офицером в Олонецкий пехотный (переименованный потом в Олонецкий пехотный его королевского высочества принца Карла Баварского) полк. Вероятно, он находился в плену традиционных иллюзий всех молодых людей и надеялся быстро сделать карьеру на военной службе. Действительность быстро внесла весьма существенные коррективы. Только через год Роман получил первый офицерский чин прапорщика, а в начале 1855 года был произведен в подпоручики и в сентябре того же года назначен на должность адъютанта при и.о. начальника штаба 2-го пехотного армейского корпуса.