Восстань и убей первым. Тайная история израильских точечных ликвидаций - Ронен Бергман Страница 6

Ничто из этих деталей – последовательность событий, кто кого убил и в каком порядке – не имело для Шомрона никакого значения [18]. Британцы оккупировали землю, которую сионисты считали по закону своей, – вот это имело значение, и Шамир одобрил смертный приговор в отношении Уилкина.

Для Шомрона и его товарищей Уилкин был не человеком, а целью – заветной и ценной. «Мы были слишком заняты и голодны для того, чтобы размышлять об англичанах и их семьях», – скажет Шомрон спустя десятилетия [19].

Узнав, что Уилкин живет в пристройке к романской церкви, киллеры приступили к выполнению своей миссии. У Шомрона и Мазала в карманах были револьверы и гранаты. Вокруг предполагаемого места покушения находились другие бойцы «Лехи», одетые в костюмы и шляпы, чтобы выглядеть как англичане.

Уилкин вышел из общежития в церкви и направился в Департамент уголовных расследований, находившийся на Русском подворье, где содержали и допрашивали арестованных участников подполья [20]. Как всегда, он был внимателен, во время движения сканировал взглядом всю улицу и постоянно держал руку в кармане. Когда он проходил угол улиц Св. Георгия и Меа-Шеарим, молодой человек, сидевший рядом с бакалейной лавкой, поднялся и уронил шляпу. Это был сигнал, и два боевика начали двигаться по направлению к Уилкину, идентифицировав его по фотографиям, которые заранее изучили. Шомрон и Мазал пропустили Уилкина вперед, сжимая в карманах револьверы.

Потом оглянулись по сторонам и достали оружие.

«Мазал сказал: “Дай мне выстрелить первым”, – вспоминал Шомрон. – Но когда мы увидели Уилкина, я не мог сдерживать себя. И выстрелил первым». Всего Мазал и Шомрон стреляли в Уилкина 14 раз. «Он умудрился повернуться и вытащить пистолет, – сказал Шомрон, – затем упал лицом вперед. Из его лба вырвалась струя крови, словно фонтан. Это была не очень приятная картина».

Шомрон и Мазал бросились назад в тень и быстро уехали на такси, в котором их ожидал другой боевик «Лехи».

«Единственное, что расстроило меня тогда, это то, что мы забыли забрать у Уилкина портфель, в котором были документы, – сказал Шомрон. – Помимо этого, я не испытывал ничего, ни малейшего чувства вины. Мы верили: чем больше гробов будет отправлено в Лондон, тем ближе станет для нас день свободы» [21].

Идея того, что возвращение народа Израилева на землю Израиля может быть достигнуто только силой, зародилась не у Штерна и его товарищей по «Лехи».

Фундамент этой стратегии был заложен на встрече восьми мужчин, собравшихся 29 сентября 1907 года в Яффе в тесной и душной однокомнатной квартирке с окнами на апельсиновую рощу [22]. Это произошло за тридцать семь лет до того, как фонтан крови извергнулся из головы Уилкина, а Палестина еще была частью Оттоманской империи. Квартирку арендовал Ицхак Бен-Цви, молодой русский еврей, эмигрировавший в Оттоманскую Палестину в начале того года. Как и другие участники встречи – все иммигранты из России, расположившиеся на соломенных подстилках и освещенные свечами, – Бен-Цви был убежденным сионистом, но принадлежал к радикальному крылу, которое угрожало расколом движения.

Сионизм как политическая идеология возник в 1896 году, когда журналист из Вены Теодор Герцль опубликовал книгу «Еврейское государство» (The Jewish State). Большое впечатление на него произвело присутствие в качестве журналиста на суде над Альфредом Дрейфусом, армейским офицером еврейского происхождения, который был несправедливо обвинен и осужден за измену.

В своей книге Герцль утверждал, что антисемитизм настолько глубоко проник в европейскую культуру, что евреи могут достичь подлинной свободы и безопасности только в собственном государстве. Еврейская элита Западной Европы, добившаяся для себя комфортной жизни, в большинстве своем отвергла Герцля. Однако его идеи нашли благодатную почву среди бедных трудящихся евреев Восточной Европы, страдавших от погромов и угнетения, на которые некоторые из них отвечали, примыкая к выступлениям сторонников левых партий.

Сам Герцль видел в Палестине, родине предков современных евреев, идеальное место для создания будущего еврейского государства. Однако заявлял, что если еврейский народ хочет жить в мире, расселение евреев на этой земле должно осуществляться очень осторожно и деликатно, с помощью соответствующих дипломатических средств и с санкции международного сообщества. Взгляды Герцля стали известны как политический сионизм.

Напротив, Бен-Цви и семь его товарищей, как и большинство евреев – выходцев из России, были практическими сионистами [23]. Вместо того чтобы ждать, когда остальной мир даст им дом, они верили в необходимость строить его самим – ехать в Палестину, работать на земле, заставив расцвести пустыню. Они хотели взять то, что считали принадлежащим им по праву, и готовы были защищать то, что возьмут.

Это немедленно вызвало конфликт между практическими сионистами и евреями, которые уже жили в Палестине. Составляя этническое меньшинство в арабском мире – многие из них были мелкими торговцами или теологами, а также исполняли функции чиновников низкого ранга в Оттоманской империи, – они предпочитали вести себя незаметно. Услужливостью, готовностью к компромиссам и взятками укоренившиеся в Палестине евреи смогли выторговать себе относительный мир и некоторую долю безопасности.

Однако Бен-Цви и другие новоприбывшие были поражены теми условиями, которые терпели их единоверцы – евреи. Многие жили в крайней нищете и не имели средств, чтобы защитить себя, находясь полностью во власти арабского большинства и продажного чиновничества коррумпированной Оттоманской империи [24]. Толпы арабов нападали и грабили еврейские поселения, чаще всего оставаясь безнаказанными. Еще хуже было то, что некоторые еврейские поселения поручали свою защиту арабским охранникам, зачастую сотрудничавшим с нападавшими толпами.