22 июня. Никакой "внезапности" не было! Как Сталин пропустил удар - Андрей М. Мелехов Страница 6

А вот еще один интересный факт: оказывается, как и Рокоссовский, Лелюшенко «15 июня по плану, разработанному штабом корпуса» приступил вместе со своими командирами дивизий и полков «к рекогносцировке на даугавпилсском направлении». По всей видимости, корпус уже тогда предполагалось использовать в составе тайно созданной за месяц до этого 27-й армии под командованием генерал-майора Н. Э. Берзарина (в будущем – первого советского военного коменданта Берлина). Во всяком случае соединение Лелюшенко вряд ли смогло бы действовать в зоне ответственности упомянутой армии, если бы это было не так. «Карта полковника Воейкова (командир 42-й танковой дивизии. – Прим. авт.), – делится Лелюшенко, – вся была испещрена пометками: районы сосредоточения, будущие рубежи развертывания, предполагаемые позиции батарей, пути движения…» Иными словами, в случае начала войны 21-й мехкорпус должен был действовать гораздо западнее назначенного ему района формирования. Подчеркнем, что начальники Лелюшенко тоже оказались «провидцами» и точно знали, где его бойцам придется отражать «готовившихся немцев». Тем более удивительно, что свое выдвижение к Даугавспилсу соединение Лелюшенко начало не 22 июня, а со значительным опозданием – в 16 часов 25 июня. Почему? Что такого изменилось в предвоенных планах?.. Ведь нападение немцев, как писал Лелюшенко на странице 13, считалось «неизбежным»…

Теперь приведу свидетельство еще одного танкиста – П.А. Ротмистрова, который встретил войну тоже в Прибалтике, в должности начальника штаба 3-го механизированного корпуса, входившего в состав 11-й армии. «Командовал корпусом, – делится легендарный военачальник, – генерал-майор танковых войск А.В. Куркин – человек твердого характера и редкой работоспособности. С первых же дней у нас сложились хорошие взаимоотношения на основе единства взглядов по принципиальным вопросам обучения и воспитания войск, в оценке крайне накаленной к тому времени военно-политической обстановке в Европе, создавшей угрозу безопасности нашей страны. Оба мы были абсолютно убеждены, что недалеко то время, когда охмеленная легкими победами на Европейском континенте гитлеровская армия ринется на Советский Союз… 21 июня, буквально за несколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил, как ударил:

– Есть данные, что в ближайшие сутки-двое возможно внезапное нападение Германии.

И хотя нас в последние дни не оставляло предчувствие этой беды, сообщение Кузнецова ошеломило.

– А как же Заявление ТАСС? – изумленно спросил Куркин. – Ведь в нем говорилось…

– Но ведь это внешнеполитическая акция, которая к армии не имела никакого отношения, – сказал командующий… Не надо сейчас заниматься обсуждением этих проблем. У нас есть свои достаточно важные. Немедленно под видом следования на полевые учения выводите части корпуса из военных городков в близлежащие леса и приводите их в полную готовность» («Стальная гвардия», с. 48—49).

Это описание предвоенных дней и часов является типичным. Здесь и «абсолютное убеждение» в близости германского нападения, и не оставлявшее автора в последние мирные дни «предчувствие этой беды», но одновременно и признание того, что известие вышестоящего начальства о том, что «предчувствия» оправдались, «ошеломило» и «изумило». Почему?.. А такое вот марксистско-ленинское диалектическое противоречие! Надо сказать, что сообщение о возможном нападении Германии и приказ на вывод войск «в леса», по-видимому, действительно сильно поразили Ротмистрова. Иначе он, думаю, вспомнил бы, что 3-й мехкорпус получил и начал выполнять это распоряжение несколько ранее, чем 21 июня 1941 года. Как и многие другие «приграничные» мехкорпуса различных советских округов (от Ленинградского до Одесского), его соединения были подняты по тревоге и скрытно переброшены практически вплотную к границе еще 17—20 июня 1941 года. В деталях мы поговорим об этом в другой книге цикла «Большая война Сталина», посвященной планам советского руководства. Замечу также, что я сделал соответствующее Приложение № 2, в котором указывается, что происходило накануне войны с каждым мехкорпусом Красной Армии: читатель сможет найти его в конце книги как в «сжатом», так и в «развернутом» виде.

То, что Ротмистров допустил в своих мемуарах серьезную неточность, подтверждает, в частности, более поздняя работа Максима Коломийца – «Сухопутные линкоры Сталина». М. Коломиец сообщает: «Первыми вступили в бой танки Т-28 5-й танковой дивизии (в этой дивизии, к слову, Ротмистров и служил до начала мая 1941 года. – Прим. Авт.), расположенной в Алитусе. Части дивизии еще 19 июня были выведены из военного городка и заняли оборону на восточной окраине города на правом берегу реки Неман. Поэтому, когда в 4.20 22 июня 1941 года немецкая авиация стала бомбить парки дивизии, там уже никого не было» (с. 146). Отметим, что, по странному стечению обстоятельств, покинув «летние лагеря», 5-я танковая дивизия расположилась не абы где, а в лесах возле мостов через пограничную реку, в бой за которые и вступила 22 июня при попытке немцев переправиться, но потерпела поражение.

Другой источник – Е. Дриг – дает еще более раннюю дату выхода 3-го мехкорпуса в приграничные леса: «18 июня все части корпуса были подняты по тревоге и выведены из мест постоянной дислокации… 21 июня 1941 года в дивизии вышел приказ о запрете жечь костры по ночам» («Механизированные корпуса РККА в бою», с. 135). В то тревожное время Ротмистров являлся начштаба 3-го мехкорпуса. Соответственно, приказ насчет костров должны были готовить на подпись Куркину он сам или его подчиненные. Интересно, как долго личный состав корпуса (порядка 36 тысяч человек) мог вместе с техникой сидеть в литовских лесах без костров и постоянного жилья? Это ведь не юг Франции…

«18 июня 1941 года, – подтверждает вышеупомянутую дату историк Р. Иринархов, – командующий Прибалтийским военным округом (генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. – Прим. авт.) отдал устный приказ на выход первых эшелонов 8-й армии (трех стрелковых дивизий) в полевые районы обороны на государственную границу. Штабу армии было приказано к утру 19 июня расположиться в районе Бубяй… В полосе 11-й армии в районы обороны на границе было выведено по одному стрелковому полку и артиллерийскому дивизиону от 5-й, 33-й, 188-й, 126-й и 128-й стрелковых дивизий. Соединения 3-го и 12-го механизированных корпусов тоже получили приказ на переход в районы, расположенные недалеко от государственной границы. Таким образом, – суммирует перечисленные факты Р. Иринархов, – все отданные командованием Прибалтийского Особого округа распоряжения свидетельствуют о том, что его руководство было прекрасно осведомлено о дате нападения Вооруженных Сил Германии…» («Красная Армия в 1941 году», с. 405).

Обобщим результаты нашего мини-расследования ситуации с «внезапностью» в 3-м мехкорпусе, находившемся в Прибалтике: 1) там прекрасно знали о предстоящей войне за несколько суток до ее начала: об этом было ясно сказано не местными жителями и не каким-нибудь подозрительным перебежчиком, а командующим округом генерал-полковником Кузнецовым (пардон: к тому времени он командовал уже фронтом!); 2) уже 18—19 июня дивизии корпуса покинули насиженные места и выдвинулись в приграничные леса; 3) мы поймали мемуариста – легендарного танкового генерала Ротмистрова – на откровенном дезинформировании своих читателей: ведь, судя по вполне точным ссылкам на Центральный архив Министерства обороны (см. с.47 его книги), он (и/или его «редакторы») имели доступ к тем же материалам, что и современные ученые-историки Е. Дриг, М. Коломиец и Р. Иринархов. Поэтому моя первоначальная надежда на то, что знаменитого полководца подвела память, рассеялась подобно утреннему туману над литовскими лесами – где и прятались танки его корпуса. Что они там – в этих лесах – делали? Почему Ротмистрову (или его «редакторам») понадобилось столь откровенно искажать факты? Каким образом – несмотря на своевременное приведение в состояние «полной боевой готовности» и подавляющее техническое превосходство над «внезапно» напавшими немцами – корпус потерпел сокрушительное поражение? Думаю, ответ ясен: Куркин и Ротмистров действительно готовились к скорой войне. Но они совсем не готовились к отражению фашистского нашествия.