Крах проклятого Ига. Русь против Орды - Виктор Поротников Страница 6

А тогда по переходам княжьих палат с криками и визгом носились Митька и Вовка, а за ними пытался бегать и маленький Ванятка, Митькин брат. Брат Владимира, тоже Иван, стоял в стороне, грустно поглядывая на веселившихся княжичей. И один, и второй Иваны проживут очень недолго.

Митрополит как в воду глядел. Не успел он вернуться, как в Москву принесли две вести, одну другой хуже: умер хан Джанибек, а в Царьграде над Русью поставили другого митрополита – Романа, посчитав, что Алексий слишком связан с великим князем. Но это не все, послам развязали языки и те под страшным секретом рассказали, что хан умер странно, вроде в походе у него помрачился рассудок, и его сын Бердибек велел подданным зарезать своего отца! Мало того, за Джанибеком последовали и двенадцать братьев Бердибека, и едва оправившаяся от болезни ханша Тайдулла!

Москва содрогнулась, власть в Золотой Орде попала в руки безжалостного отцеубийцы, а ему придется кланяться и делать вид, что все в порядке!

Алексий думал о своем – снова надо ехать в Царьград, доказывать, что радеет обо всех православных на Руси, чтобы вернуть себе право зваться митрополитом. Негоже еще и так делить православных, нельзя, чтобы два разных митрополита были, хоть в вере Русь должна оставаться единой!

Он понимал, что это литовский Ольгерд постарался, нажаловался патриарху цареградскому, мол, митрополит знает лишь свой Владимир да Москву, а до остальных и дела нет. Если честно, то Ольгерд был отчасти прав, сыну московского боярина, даже постриженному много лет назад в чернецы, трудно отрешиться от Москвы. Но не в том дело, что на Москве родичи, Алексий просто нутром чуял, что с Москвы начнется возрождение Родины, попранной и разделенной между другими правителями. А потому готов помогать великому князю, кто бы им ни был, во всем.

Только говорить об этом в Царьграде никак нельзя, снова пришлют чужого грека, который Руси не разумеет, станет гнуть свое. Хотя, чего уж поставят… поставили. Может, Роман и всем хорош, да только если Ольгердом назначен, то Москве от него пользы будет чуть, скорее вред.

Алексий вздохнул, перекрестился: «Прости мне эту ложь, Господи! Не ради себя, не для своей славы сие вершу. Помоги для Руси расстараться, ей пользу принести!»

Так и пришлось снова и великому князю, и митрополиту в Орду ехать, только Алексий дальше в Царьград отправился, а Иван Иванович обратно вернулся. Все снова обошлось, то ли Бердибек помнил о дружбе отца с московскими князьями и не был против, то ли подарки оказались хороши, получил Иван и от него ярлык на великое княжение. А митрополит подорожную в Византию.

Князь вернулся быстро, а митрополит задержался на два года. Сначала в Царьграде, доказывая, что сможет лучше поставленного Ольгердом Романа послужить на Руси православию. А вот потом… Чтобы показать, что для него все православные земли одинаково дороги, и разобраться с самим Романом, которому и Цареградский патриарх не указ, Алексий отправился в Киев. И поплатился за свою доверчивость! Литовскому князю Ольгерду Царьград уж точно не указ, он и вовсе не православный – посадил митрополита Алексия под замок в темницу и выпускать не собирался!

Прибыв в Москву, князь Иван Иванович вернул из Рязани бежавших туда бояр Вельяминовых, простив им убийство своего боярина Алексея Петровича Босоволкова по прозвищу Хвост. И маленький Дмитрий окончательно убедился, что главная сила на Москве – бояре.

А еще он понял, что вторая сила, даже более сильная, – это митрополит. Князя в Орду провожали просто, только жена рыдала с перепугу, а Алексия так всем миром. И слушали митрополита внимательней, чем Ивана Ивановича. Попробовал осторожно спросить отца, почему так, тот вздохнул:

– Сынок, духовное, оно всегда прежде человеческого, оттого и власть митрополичья выше, чем княжеская. Тем паче такого, как митрополит Алексий.

– Он самый-самый? – заблестел глазенками княжич.

– Не он один. Сергия Радонежского, игумена монастырского, люди тоже раскрыв рты слушают. Никакой князь или боярин так не сможет.

– А о чем он говорит?

– Божье слово несет, веру в людей вселяет. К кому, как не к ним, с любой бедой идти, у кого, если не у них, совета и утешения просить?

Снова по Москве поминальный звон, снова плач в княжьем тереме. Недолго пробыл великим князем Иван Иванович, подкосила его смертушка на тридцать четвертом году. Молод ведь еще, жить бы да жить… Но никто своей доли не знает, сколько землицу топтать и когда помереть. Ходили слухи, мол, это ордынских дело, даром что прожил князь после проклятых, те мастера, всегда умели травить медленной смертью. С чего бы вдруг молодому, здоровому и враз слечь? Но говорили все шепотом, в Сарай-Берке таков хан сидит, что не знаешь, чего ждать…

Почти без сил протяжно всхлипывала теперь уже вдовая великая княгиня Александра, временами по-бабьи подвывала. Для нее почивший в первую очередь не князь, а просто муж, любимый и пригожий Ванечка, что оставил ее с детишками одну на белом свете.

Дмитрий смотрел на такого непохожего отца и не мог заставить себя поцеловать его холодный белый лоб. Мальчика подтолкнул кто-то из бояр:

– Иди, князь Дмитрий Иванович, иди.

Дмитрий был настолько поражен этим обращением: «князь Дмитрий Иванович», что как в тумане все же подошел к лежавшему неподвижно отцу, склонился над его белым чужим лицом.

Весь день, пока отпевали да погребали князя, у Дмитрия билась одна и та же мысль: он князь! И зовут его взрослые всесильные бояре Дмитрием Ивановичем! Эта мысль забивала даже страшную жалость к умершему отцу и к рыдавшей почти без памяти матери.

Русь осталась без великого князя. Московским князем стал девятилетний Дмитрий Иванович, но, обдумав все, московские бояре решили в Орду за ярлыком на великое Владимирское княжение пока не ехать, если наверняка результата не знаешь, ни к чему зря деньги тратить. Ярлык на великое княжение отдан суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Радовался, сказывали, как дитя малое, получил то, чего и не ждал вовсе. Его старший брат Андрей вдруг отказался, вот и повезло: изумленный таким поворотом дела, новый хан Новруз отдал ярлык следующему брату – Дмитрию.

В Золотой Орде началась настоящая замятня – никто не мог удержаться у власти долго, один хан менял другого, отправляя на тот свет и всех его ближних. Чур меня! – крестились все, кто об этом слышал. Плохо, когда князь на князя, но чтоб так!.. Десятками вырезались родственники и сотнями их приближенные и слуги.

Но Руси было не до того, она с трудом приходила в себя после мора, снова поднимала вымершие деревни и города.

Прошли тяжкие дни похорон, потом сороковины. Мать все плакала и плакала, мальчики, хотя и жалели отца, не могли столько кручиниться, тем паче Дмитрий, которого закружили невиданные дела.