Мудрость Хеопса - Нагиб Махфуз Страница 6

— Истинно так, мой господин, — с достоинством подтвердил Джеди.

Хуфу глубоко задумался, размышляя, какой же вопрос задать чародею. Наконец его лицо озарилось светом снизошедшего откровения.

— Поведай мне, — спросил он, — кому из моего потомства суждено занять трон египетских царей? Кто продолжит дело мое?

В то же мгновение мага почему-то обуяла непонятная тревога. Фараон понял, что его беспокоило.

— Дарую тебе полную свободу, — сказал он, — и уверяю, что бы ты ни промолвил, тебя не станут наказывать за правду.

Джеди многозначительно глянул на лицо своего повелителя, затем в страстной молитве воздел руки к звездным небесам. Все стояли молча, не двигаясь и не разговаривая, со страхом ожидая, что изречет пророк. Когда же маг обратил свой взор на царя, его сыновей и придворных, в свете луны и светильников все увидели, как побледнело его лицо. Он казался растерянным. Все насторожились. Ощущение было такое, что приближалось неотвратимое зло.

Принц Хафра, не выдержав, в нетерпении спросил:

— Почему ты молчишь? Ведь фараон обещал не причинять тебе вреда.

Чародей повернулся к царю:

— Ваше величество, после вашего ухода… никто из вашего потомства… не сядет на трон Египта…

Его слова сокрушили собравшихся, подобно тому, как буря крушит вековое дерево. Все смотрели на Джеди злобными глазами. Фараон нахмурился. Взгляд его был как у льва, обезумевшего от ярости. Принц Хафра поджал губы. Его лицо исказилось в гримасе страдания.

Стараясь смягчить потрясение от своего пророчества, чародей добавил:

— Но вы, мой господин, будете править в спокойствии и безопасности до самого конца своей долгой и счастливой жизни.

Фараон передернул плечами, затем сдавленно сказал:

— Усилия того, кто трудится лишь для себя, пропадут без следа. Перестань, наконец, утешать меня и просто скажи, известно ли тебе, кого боги уже избрали наследником египетского трона?

— Да, — ответил Джеди, — известно. Это новорожденный младенец, появившийся на свет сегодня утром.

— Кто его родители?

— Его отец — Монра, верховный жрец храма бога Ра в городе Он. Мать — молодая Руджедет. Жрец женился на ней в преклонные лета, чтобы она даровала ему сына, которому судьба предначертала стать правителем Египта, но этот мальчик не сын дряхлого жреца. Он сын самого бога Ра… — добавил он совсем тихо.

Услышал это лишь один фараон. Он поднялся с ложа, подобно грациозному хищнику, неслышными шагами подошел к чародею. Подавив испуганный вздох, Джеди отвел взгляд, когда царь спросил его:

— Ты абсолютно уверен в том, что говоришь?

— Все то, что страница незримого открыла мне, я вам рассказал, — ответил маг охрипшим голосом.

— Не бойся и не переживай, — сказал царь. — Ты поведал мне свое пророчество и теперь получишь за него достойную плату.

Вызвав одного из своих казначеев, фараон приказал выдать чародею пятьдесят золотых монет.

Казначей пригласил Джеди следовать за собой, и они удалились.

Принц Хафра был чрезвычайно обозлен. Глаза его пылали. Он жаждал мщения. Лицо постарело и стало подобно предвестнику смерти. «Прекрати!» — только и сказал на это фараон, сдерживая силой своей воли гнев юноши и преобразуя злобу Хафры в отважную решимость, которая могла бы сдвинуть с места горы и повернуть вспять реки.

Повернувшись к своему визирю, Хуфу спросил:

— Как ты полагаешь, Хемиун, не страшно ли человеку ведать предначертания своей судьбы? Или лучше ничего об этом не знать?

Визирь задумчиво поднял брови, попытался что-то сказать, но с его губ, дрожащих в ужасе, не слетело ни звука.

— Вижу, ты боишься сказать мне правду и хочешь отречься от собственной мудрости лишь для того, чтобы угодить мне, — сердито сказал царь. — Но, Хемиун, твой фараон слишком велик, чтобы впадать в отчаяние, даже если услышит то, что не хотел бы слышать.

Хемиун не был льстецом, но оказался трусом. Тем не менее, искренне преданный царю и наследному принцу, он впитывал в свою душу постигшие их муки и боль. Осознав, что повелители не станут сердиться на его речи, он наконец еле слышно ответил:

— Мой господин! Я соглашусь со словами мудрости, которые боги передали нашим предкам и их служителю Кагемни. Они гласят: «Предначертание — это одно, а судьба часто поступает совсем иначе».

Хуфу бросил быстрый взгляд на своего престолонаследника.

— А что думает по этому поводу принц?

Глаза Хафры продолжали гореть яростью, как у зверя, запертого в клетке. Принц молчал.

Фараон добродушно улыбнулся:

— Если бы судьба на самом деле управляла людьми и от нее нельзя было никуда деться, тогда само сотворение мира явилось бы абсурдом. Была бы отвергнута мудрость жизни, потеряла бы свое значение знатность человека. Усердие и малое его проявление стали бы одним и тем же, а с ними заодно — труд и лень, бодрствование и сон, сила и слабость, бунтарство и покорность. Нет, судьба — это ложное верование. Сильные духом ему подчиниться не должны.

Почувствовав разгоревшийся в груди огонь рвения, командующий Арбу крикнул:

— Велика ваша мудрость, мой господин!

Фараон, все еще улыбаясь, был хладнокровен:

— Родился обыкновенный младенец, к тому же совсем неподалеку от нас… Арбу, прикажи подготовить колесницы, которые я завтра поведу в Он, чтобы своими глазами увидеть мальчишку, которому судьбой предсказано стать владыкой Египта.

— Неужели вы сами поедете туда? — в изумлении спросил Хемиун.

— Если не я, то кто же поедет, дабы защитить свой трон? — засмеялся фараон. — Если не завтра, то когда же? Я приглашаю всех вас утром отправиться со мной и стать свидетелями грандиозной битвы между Хуфу и судьбой. А теперь пора на покой… Доброй всем ночи.

Отряд фараона из ста боевых колесниц, управляемых двумя сотнями лучших солдат из числа дворцовых стражей, покинул пределы городских стен, едва взошло солнце. Хуфу — среди когорты принцев и своих подданных — ехал во главе, по правую руку от него находился принц Хафра, слева — командующий Арбу.

Они мчались на северо-восток. Долина дрожала от цокота копыт и колес, будто грянуло разрушительное землетрясение. Двигались вдоль правого рукава Нила, к городу Он. Несущиеся колесницы, запряженные великолепно украшенными лошадьми, взбивали позади себя тучи пыли. Прекрасный Мемфис остался позади.

С могучими людьми, стоявшими в них наподобие статуй, с мечами, луками, стрелами и щитами, колесницы напомнили еще не пробудившейся ото сна земле о воинах Мины. Те так же оставляли за собой пыльный след на этих же дорогах лет сто назад, неся на север великую победу и выковав для своих славных потомков единую нацию.