Ганнибал. Один против Рима - Гарольд Лэмб Страница 6

«Мой отец совершил воздаяние богу, — вспоминал Ганнибал. — Я стоял возле алтаря. Закончив обряд, он попросил всех остальных, приносящих жертвы, немного отойти. Потом подозвал меня к себе и очень ласково спросил, хочу ли я сопровождать его в этом путешествии. Как всякий мальчишка, я согласился и стал даже упрашивать его сделать это. Тогда он взял меня за руку, подвел к алтарю и попросил положить свободную руку на жертвенного ягненка. Он велел мне поклясться, что я никогда не стану другом римлян, и я исполнил это».

Об этой клятве Баркидов, отца и сына, перед их отплытием в Испанию, стало известно всем. Постоянно упоминаемая летописцами, она приобрела такое значение, какого не имела в свое время. Мы часто читаем о том, что Гамилькар заставил всех своих сыновей поклясться, что их вражда к Риму никогда не угаснет. И что жизнь его сыновей, особенно Ганнибала, впредь будет посвящена выполнению этой мальчишеской клятвы. Другие карфагенские военачальники дали такой же обет.

Сам Ганнибал вспоминает это как один из эпизодов во время их путешествия на новое выбранное место. Более того, его толкование клятвы имеет конкретное и в какой-то степени другое значение. Слова «никогда не становиться другом римлян» не означали, что антагонизм должен был продолжаться всю жизнь, но и не являлись пустой фразой. Выражение «друг римского сената и народа» имело в то время отчетливое политическое значение, так же как понятие «союзник». Если вы становились другом Рима, вы подчинялись римским нормам поведения; как «союзник», вы это тоже делали, но вам оставлялись некоторые привилегии. Полибий изложил это так: «Когда люди идут на уступки после того, как сломлен их дух… им можно доверять как друзьям и подданным». То, чего требовал Гамилькар и в чем поклялся Ганнибал, означало никогда не подчиняться римским нормам поведения. Гнев этих людей был причиной, а не следствием их клятвы.

Полибий это тоже изложил по-своему: «Нам следует видеть первопричину войны между Римом и Карфагеном (войну Ганнибала) в негодовании Гамилькара по прозвищу Барка, отца Ганнибала… Когда римляне объявили, что хотят начать новую войну против Карфагена, этот город был готов уладить все разногласия. Но когда римляне отказались договариваться, карфагенянам пришлось подчиниться обстоятельствам. Хотя они были глубоко оскорблены этим, они были бессильны и освободили Сардинию, кроме того, они согласились выплатить двенадцать сотен талантов дополнительно к сумме, которую с них взыскали до этого… Это мы должны расценивать как вторую и главную причину конфликта. Потому что Гамилькар почувствовал, что его гнев разделяют все его соотечественники».

И греческий историограф добавляет: «Третьей причиной можно считать успех задуманного карфагенянами в Испании проекта».

С наступлением весенней погоды, благоприятной для судоходства, лоцманы отдали приказ. Огромный корабль Гамилькара был выведен из морского бассейна через канал в торговую гавань. Ритуальные светильники были зажжены перед божеством в каюте, и матросы вскарабкались на реи, чтобы поднять паруса. Столпившиеся на краю мола члены совета и судьи, облаченные в мантии, воздели к небу руки, моля о безопасном плавании.

Потом пентеконтор — галера, за длинными веслами которой сидели по пять гребцов, — повернул в сторону от Священной Горы. Сверкание мрамора на вершине Бирсы исчезало в синеве неба над красной линией берега. Маленький Ганнибал, который наблюдал за всем, стоя под навесом на корме, не мог предположить, что тридцать шесть лет пройдет, прежде чем ему доведется снова увидеть Карфаген.

Шесть дней и шесть ночей пентеконтор плыл на запад против господствующего ветра. Корабль держался вне зоны видимости со стоянок карфагенских судов на Африканском побережье и с Питиузских и Балеарских островов с европейской стороны. Войдя в океанские воды, он миновал Геркулесовы столбы (нынешний Гибралтарский пролив). Потом, когда дельфины начали резвиться вокруг длинных весел, корабль повернул к северу, к островку у Европейского побережья.

Город на скалистом острове назывался Гадес (или крепость Гадир, ныне Кадис). Он был еще более древним, чем Карфаген, и вместе с тем во многом на него похожим. Узкий извилистый полуостров простирался к храмам и торговым лавкам Гадеса, как естественный мол защищая прекрасный глубоководный залив. Суда, которые стояли здесь на якоре, были тяжелыми парусниками. Облаченные в мантии судьи, встретив Гамилькара при высадке, по всей форме приветствовали его, ожидая узнать причину его прибытия. Здешние женщины не наблюдали за происходящим, стоя на ступенях храмов, как это было в Карфагене. Прибой, обрушивающийся внизу на скалы, ревел, как шторм, хотя небо оставалось безоблачным. Гамилькар со своей стороны поздоровался с жителями Гадеса с политичной любезностью. Хотя он имел скрепленную печатью дощечку с надписью, удостоверяющей его положение протектора Карфагена, он предъявил еще и ценную бумагу, которая убедила жителей Гадеса, что он берет на себя стоимость выполнения своей миссии.

Его задачей было освоить испанскую землю. В кратчайшее время эта западная оконечность Европы станет новой карфагенской базой, которая будет служить расширению торговли на западном побережье океана.

В таком объяснении Гамилькара заключалось много правдивого, но это была не вся правда. Огромный полуостров Испании был недосягаем для влияния Рима. Вход на полуостров со стороны материка преграждала стена Пиренейских гор. Новые богатства можно было добыть из недр полуострова, свежие армии набрать из его варварских племен. Земля Испании могла стать опорой для изнуренного Карфагена — своего рода горой Эрик огромного масштаба. Титул Гамилькара — протектор — можно было истолковывать двояко.

У него оставалось, однако, мало времени на то, чтобы выполнить эту задачу.

Сокровища Испании

Атлантический океан не был загадкой для карфагенских мореплавателей, хотя они всячески старались скрыть этот факт. В почти давно забытые времена финикийские путешественники под командованием египетского фараона огибали Африканский континент. Половину тысячелетия Гадес (или Гадир) служил опорой атлантической торговли, которая приносила сушеную рыбу, амбру и олово, необходимое для производства бронзы. Соперники финикийцев так никогда и не узнали, откуда бралось это ценное олово. Когда Карфаген обрел могущество в VI веке до н. э., секреты атлантической торговли стали охранять с помощью силы. Гадес превратился в сторожевой пост на проливе, ведущем в открытый океан. Очевидно, такая блокада западного выхода в океан была очень надежной, потому что, когда один морской капитан соперников, Пифий Марсельский (Массилийский), прорвал блокаду, а возвратившись домой, попытался рассказать правду о том, что он видел, греческие ученые посчитали его рассказ вымыслом. И эта оконечность Европы получила название Испания — «Скрытая земля».

Под завесой тайны карфагеняне тем не менее исследовали Атлантику, добравшись до Канарских Островов, а возможно, даже и до далеких Азорских. Один из карфагенян, Гимилькон, проложил путь на север, следуя вдоль берегов, на которых шла торговля оловом, мимо Корнуолла и Британии, вдоль «белых скал» огромного острова, называемого Альбионом, и более маленького «Священного острова» (Ирландия). В своем разведывательном путешествии корабли Гимилькона неожиданно наткнулись на безветренный участок моря, служивший ловушкой как для рыбы, так и для кораблей. Хотя он напоминал Саргассово море вблизи Американского континента, это была скорее часть Бискайского залива, где в плавающих водорослях запутывались косяки тунца — рыбы, к которой карфагеняне всегда проявляли интерес. Сообщение Гимилькона о неподвижном море было добавлено к тем страшным рассказам, с помощью которых карфагеняне охраняли свои секреты.