История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон Страница 6

Закончив свой туалет, император вернулся к императрице. К полудню он распорядился, чтобы фрейлинами Ее Величества им был подан завтрак на двоих рядом с кроватью, и до конца дня шутил и пребывал в отличном настроении…»12

Вечером он похвастался своим друзьям:

– Она это делала улыбаясь!..

Император был неистощим в течение всей брачной ночи, которая у него длилась целые сутки. Время от времени он делился впечатлениями о том удовольствии, которое получал, о продолжительности объятий и о девственности Марии-Луизы. Затем ему пришлось подумать и о делах серьезных.

29 марта свадебный кортеж выехал в Сен-Клу, где в присутствии двора прошла церемония гражданского бракосочетания, а 2 апреля под яркими лучами весеннего солнца император и императрица торжественно въехали в столицу.

Под восторженные приветствия трехмиллионной толпы Мария-Луиза вышла из кареты на Елисейских Полях и прошла пешком до площади Согласия. И на том же самом месте, где семнадцать лет назад была обезглавлена Мария-Антуанетта, родная тетка Марии-Луизы, французский народ аплодисментами встречал новую австриячку…

Далее кортеж проехал через парк Тюильри и проследовал в Лувр, где должна была состояться церемония освящения брака церковью.

В самом начале церемония была нарушена инцидентом: сестры Наполеона отказывались наотрез нести шлейф императрицы. Однако император быстро призвал их к порядку:

– Королева Неаполитанская! Великая герцогиня Тосканская! Княгиня де Боргезе, – воскликнул он, – после того, как всю жизнь таскали тяжелые корзины на рынок, можно, не уронив своего достоинства, понести императорский шлейф.

И церемония пошла своим чередом.

В течение трех недель Наполеон и Мария-Луиза проводили все свое время в постели, на диванах и канапе. Когда им показалось, что они уже немного познакомились, то наконец с улыбкой посмотрели в лицо друг другу. И тогда император решил отправиться с молодой женой в свадебное путешествие. 27 апреля они выехали из Сен-Клу и направились посмотреть на своих северных подданных: фламандцев, бельгийцев, голландцев. И, нежно прижавшись друг к другу, они посетили Сен-Кантен, Камбре, Валансьен, Брюссель, Антверпен, Брюгге, Остенде и другие города.

В одном крупном населенном пункте Голландии произошел довольно забавный эпизод. Местные муниципальные власти распорядились соорудить триумфальную арку, которую украшал транспарант с необычным приветствием:

Был прав наш шустрый молодец,

Ведя Мари-Луизу под венец.

Увидев эту надпись, Наполеон велел позвать бургомистра.

– Господин мэр, – обратился он к нему, – у вас в ходу французский язык?

Бургомистр покраснел:

– Государь, я немного пишу…

– А! Значит, это вы придумали… Вы нюхаете табак?

И император протянул ему табакерку, украшенную бриллиантами.

Бургомистр стал пунцовым.

– Да, государь, но мне так неудобно…

– Берите, берите, – сказал с улыбкой Наполеон. – Сохраните и табак, и табакерку на память. – Затем театрально произнес:

Когда отсюда вы табак возьмете,

Мари-Луизу, я надеюсь, помянете…

Вот уже несколько дней, как Наполеон был исключительно весел.

Императрица приписывала его хорошее настроение исключительно на свой счет, не подозревая о том, что ее муж радуется полученному известию о рождении Белевича Валевского, пухленького побочного сына, подаренного Наполеону Марией Валевской…

Она высасывала из него все соки.

Жан-Рене Мартино

Как известно, Наполеон отличался выдающимися организаторскими способностями. Во время своего путешествия по Голландии немало времени он уделил «подготовке будущего короля Рима». В определенные часы приглашая императрицу разделить с ним широкое ложе, он, как добросовестный пахарь, в поте лица своего всеми известными ему способами стремился засеять свое поле.

Такое усердие как нельзя пришлось по вкусу Марии-Луизе, которая в любви оказалась способной ученицей. Истинная дочь своего папаши, она за считаные недели превратилась в достойную партнершу, у которой всегда наготове находился неиссякаемый запас новых идей и утонченных приемов, что вызывало восхищение и безграничную признательность Наполеона…

В свою очередь, молодая женщина была благодарна императору за то, что он научил ее любовным играм, дающим высшее наслаждение, и, если ее давняя ненависть еще и не превратилась в любовь, то, по крайней мере, уступила место нежному соучастию, которое создает иллюзию любви. Она стала наделять его нежными прозвищами: Нана, Попо – или же называть его «Мой сердитый ухажер» и говорила дамам из своей свиты:

– Император слишком обаятельный и мягкий человек для такого закаленного в боях и опасного для врагов воина, каковым он является.

Такая же лакомка в постели, как за столом, Мария-Луиза заставляла Наполеона проводить бессонные ночи, что для главы государства оказалось слегка утомительным.

Следовала ли она, как утверждают некоторые историки, указаниям своего отца или же всего-навсего подчинялась зову своей страстной восемнадцатилетней натуры? Об этом можно только строить предположения.

Однако совершенно достоверным является то, что на следующее утро великий император появлялся на людях еле-еле волоча ноги, с потускневшим взором и головой, не способной мыслить. Естественно, что в таком состоянии ему было трудно сосредоточиться на делах государственных.

Несмотря на явное снижение умственных способностей, Наполеон не стремился обуздать свой любовный пыл, ибо его главной заботой в то время оставалось зачатие наследника. Считая, что основать императорскую династию для него гораздо важнее, чем нужды отечества, он произносил бездарные речи и диктовал бессмысленные письма, забегая семь раз на день в спальню императрицы.

Познав эту прелестную нимфоманку, император, давно проявлявший неуемную склонность к любовным утехам, превратился в истинного сексуального маньяка.

«Сексуальные излишества, которым он предавался с Марией-Луизой, – писал доктор Пассар, – скоро привели этого мужчину сорока с лишним лет, до сей поры отличавшегося довольно умеренным темпераментом, в состояние почти непрерывного полового возбуждения. Такое болезненное явление поразило Наполеона как раз в тот момент, когда ему особенно был необходим покой и душевное равновесие для победоносного завершения своей императорской миссии, он же стал рабом своих желаний, готовым бежать вслед за первой попавшейся юбкой, теряя голову от вожделения…»13