Русский след Коко Шанель - Игорь Оболенский Страница 6

Она вспоминала: «Шанель взглянула на меня.

— Ну, разумеется, — сказала она, — только это машинная работа. Вы что нибудь знаете о машинной вышивке?

— Ничего не знаю, — честно призналась я. Это развеселило ее. — Пусть машинная, — продолжала я, — попробую найти машинку и научусь.

— Попробовать всегда можно, — с сомнением в голосе сказала Шанель.

В тот день я уходила от Шанель не чуя под собою ног. Так неожиданно пришедшая идея ударила в голову, как бокал шампанского; меня охватил почти хмельной восторг. Как же я раньше не задумалась об этом? Ведь это единственное, что я умею делать; меня учили вышивке в художественной школе, в Стокгольме, я использую те навыки. На улице я взяла такси и сразу поехала в компанию швейных машинок «Зингер». В дороге припоминала, как переносится узор на ткань. Я видела школу, ощущала плотную бумагу под рукой, слышала скрип угольного карандаша. Пальцы изнывали по делу. Я предвкушала муки и радости творчества.

Деньги — это не прекрасно, это удобно.

Коко Шанель

В «Зингере» меня ждало разочарование: у них не было машины, которая кладет нужный шов. Надо искать, но затевать поиски в тот день было уже поздно, и я, все еще взбудораженная, отправилась домой, а там, чтобы не расхолаживаться, села за телефонную книгу, выискивая адреса мастерских вышивальных машин. Мне снова не повезло, и только несколько дней спустя я нашла нужное в промышленном справочнике «Боттен»…

Вечерами мы с мужем и его родителями обсуждали, как наладим нашу вышивальную мастерскую, для начала, разумеется, в скромных размерах. Свекровь была мне доброй помощницей. Выбрали и название: «Китмир» — по имени сказочной собаки из иранской мифологии. Забавно натолкнулась я на это имя. Мы тогда были очень дружны с последним, еще дореволюционного времени, российским послом в Вашингтоне Бахметьевым и его женой-американкой. Эта немолодая пара жила в удобном доме на Университетской улице, на левом берегу Сены. Бахметьев был человеком старого закала, в ногу с временем он не желал идти, почти набожно чтил прошлое. Перед отъездом из Вашингтона он упаковал в ящики парадные портреты российских монархов, украшавшие посольские стены, и все вывез с собой. Если оставить, пугал он себя, им не окажут должного почтения. Их трудно было назвать подлинными произведениями искусства, однако они все нашли свое место на стенах его парижской гостиной, из нарядных золоченых рам строго взирая на окружающее.

Госпожа Бахметьева полностью разделяла взгляды мужи; они так долго прожили вместе, что даже внешне стали похожи друг на друга. Ее постоянной заботой в Париже была помощь изгнанникам. Старики были бездетны, и госпожа Бахметьева изливала любовь на четвероногих, заполонивших весь дом.

Среди прочих там были три пекинеса, и одного, прелестного чернушку, звали Китмир.

Стали подыскивать подходящее помещение. Такое одушевление владело мною, так я горела скорее начать свое большое дело, что все, казалось мне, движется слишком медленно. Мысленно я видела себя во главе влиятельной фирмы, я диктую телеграммы, отвечаю на телефонные звонки, делаю распоряжения; и сижу я за столом орехового дерева, вокруг — образцы, рулоны шелка, альбомы с эскизами. Моим идеалом было изнемогать от обилия работы. В конце концов все мои желания сбылись, за исключением орехового стола, а пока что меня бесила необходимость еще потерпеть…»

Великая княгиня не была единственной, кто решился на создание собственного Дома.

В августе 1924 года в Париже одной из главных тем разговоров стало открытие модного Дома «Имеди», хозяйка которого — графиня Анна Воронцова-Дашкова, урожденная Чавчавадзе, всего семь лет назад была одним из самых заметных украшений императорских балов в Петербурге и объектом всеобщего восхищения. Бриллианты графини, которые служили пуговицами на ее платьях, обсуждала вся столица. Министр царского Двора генерал Мосолов вспоминал, что драгоценные камни были размером с голубиное яйцо.

Свое имя Анна Ильинична получила в честь бабушки, светлейшей княгини Анны Ильиничны Грузинской, внучки последнего грузинского царя Георгия Двенадцатого.

Бабка, отдыхавшая в 1854 году вместе с сестрой в имении Цинандали неподалеку от Тифлиса, была взята в плен Шамилем, совершившим набег на родовое поместье князей Чавчавадзе. Во время этого похищения она потеряла свою новорожденную дочь Елизавету.

Через несколько лет после этого трагического события женщина сумела вернуться на родину, но категорически отказывалась вспоминать о годах плена у Шамиля. И не сделала исключения даже для писателя Александра Дюма, интересовавшегося судьбой Анны Чавчавадзе.

Счастье заключается в осуществлении своего замысла.

Коко Шанель

Кстати, прадед мужа нашей героини, Михаил Семенович Воронцов-Дашков, был одним из первых наместников русского царя на Кавказе и принимал самое активное участие в борьбе с Шамилем.

Пышная церемония венчания княжны Чавчавадзе и графа Воронцова-Дашкова состоялась в 1916 году. Через год, после переворота в Петрограде, граф Воронцов-Дашков пошел служить в Добровольческую армию, сражавшуюся с большевиками. А графиня отправилась на дачу в Ессентуки и родила сына Иллариона.

Во Франции, где после долгих странствий оказалось знатное семейство, им пришлось все начинать фактически с нуля. Все чаяния на лучшую жизнь у Анны были связаны с модой. Поэтому, наверное, она и дала такое название своему Дому моды — «Имеди» в переводе с грузинского означает «надежда».

Дела у графини, ставшей модельером, действительно пошли в гору. Клиентками ее Дома моды стали представители богатых и известных семей не только Франции, но и Англии, Германии, Голландии.

Графиня положила начало моды на Грузию. Увлечение Кавказом в начале двадцатых годов стало всеобщим. Журналы рекламировали ткань под названием Tiflis, конкурирующие дома моды шили одежду в стиле caucasien, а в районе Монмартра открывались бесконечные рестораны кавказской кухни.

Сама Анна Воронцова-Дашкова одновременно выступала и как модель Коко Шанель.

В те годы в парижских Домах моды существовало несколько видов манекенщиц: одни демонстрировали платья непосредственно клиенткам, а другие появлялись в нарядах на приемах, обедах и коктейлях, то есть на значимых светских событиях. Поэтому такие манекенщицы, собственно, и назывались «светскими».

Шанель имела несколько светских манекенщиц — эмигранток из бывшей Российской империи. Одной из них и была графиня Чавчавадзе, специально для выходов в свет надевавшая платья от великой кутюрье. На восторженные вопросы о том, чьи наряды она носит, графиня отвечала: «Это — подарок моей коллеги Коко».