Роковые годы - Борис Никитин Страница 6

Но на следующий день его приемная полна народу. На каждого из 33 пришло по крайней мере два негодующих заступника и ходатая. Корнилов спешно меня вызывает; начинаем вместе рассматривать каждого высланного в отдельности.

Дело № 1: коммерсант — Бемме — скупает сычуги, телячьи желудки, для выделки питательного экстракта; пересылает их через Данию в Германию. Лучшие желудки — на Волге, но Бемме два года упорно ездит по прифронтовой полосе, все тщетно ищет годовалых телят, четыре раза арестовывается и столько же раз, за недостатком прямых улик, выпускается.

Далее, по делам №№ 2, 3 и 4 проходим через злостную спекуляцию на скандинавские, швейцарские и датские банки с неизбежным немецким оттенком.

Корнилов приходит в ярость, не хочет слушать пятого дела, вызывает адъютанта и лаконически приказывает передать ходатаям, что если бы не современное положение, то он расправился бы с высылаемыми иначе.

Описание городской обстановки начну с неудач моих агентов. Они уходят за справками, но часто возвращаются с пустыми руками и в недоумении докладывают, что в участках милиции сразу же наталкиваются на бежавших арестантов, исполняющих там должностные обязанности.

Нередко старшие чины контрразведки в милиционерах, стоящих на улицах, тоже узнают своих старых клиентов.

При моих поездках в Градоначальство меня обыкновенно встречает один и тот же вопрос помощника градоначальника, полковника Симсон фон Гимельшерна: «Что, опять приехали нас бранить?..»

Требую, чтобы мне указали хотя бы двух или трех человек на участок, к которым мы могли бы обращаться без риска быть спровоцированными. Контрразведке нет дела до этого преступного мира; но он положительно заградил ей дорогу. Однако Градоначальство не в силах исполнить столь скромной просьбы. Посылаю студентов обходить участки для регистрации милиции; помогаю выкидывать отдельных лиц, провожу своих кандидатов.

Особенно не давались районы Нарвской и Спасской частей.

Уходит месяца три, и только в июне получаю уверенность, что в каждом участке встречу двух-трех надежных людей.

Приблизительно к этому времени значительные отделы Градоначальства уже были закрыты, опечатаны и попали под суд.

В эту пору из всех щелей выступили бойкие авантюристы, нередко с темным прошлым, и, сообразуясь, подлаживаясь к новым настроениям, начали развивать бешеную энергию. Они первые оценили новые возможности. Градоначальство прежде всего стало жертвой именно этих паразитов. В его приемных, в передних высших должностных лиц государства, в кулуарах Совета кишит толпа добровольцев, пришедших со всевозможными сенсационными предложениями, открытиями и удивительнейшими разоблачениями. Для успеха они просят выдать им ордера на арест или обыск [7].

Некоторые представители власти, поддавшись искушению, подписывали надлежащие приказы. Но обыски в таких случаях заканчивались жалобами новых жертв, что у них пропали драгоценные вещи, деньги и пр. Нередко выдавшие ордера обращались ко мне с просьбою — помочь извлечь их обратно. Бывали и такие курьезы, что, скомпрометировав себя уже в другом месте, новый радетель государственных интересов являлся предлагать мне свои услуги, а из моей приемной попадал в тюрьму.

Еще в марте комендантское управление Таврического дворца просит меня убрать своего адъютанта. По своему прошлому он оказывается более чем подозрительным проходимцем, а в настоящем изобличается в кражах и вымогательствах [8]. Пробую отклонить от себя эту честь, предлагаю с подобными делами не обращаться в контрразведку. Но Таврическое комендантское управление, ослепленное ответственною ролью при перевороте своего нового адъютанта, никак не может прийти в себя, что попало на бандита.

В Таврическом дворце считают этот случай делом государственной важности и просят их выручить.

А вот и сам комендант Петроградской Городской управы К. Этот уже маркой повыше, а потому с ним приходится прибегнуть к старому персидскому способу: Корнилов вызывает К. по службе к себе в кабинет, задает ему вопрос, а мы с ротмистром Егиазаровым быстро снимаем с него оружие и растерянного сдаем на гауптвахту. Но тесен мир Божий. В 1919 году встречаю К. в Баку, где он уже под именем венгерского графа С. выдает себя за делегата Энвера-паши, посланного в Азербейджан для формирования какого-то турецкого корпуса. И удирал же он от меня, когда я подошел к нему и назвал его петроградскую фамилию!

В Градоначальстве, в милиции, в больших учреждениях и гостиницах вы неизменно встречаете будто из земли выросших комендантов и им подобных. В февральские дни некоторые из них проявили лихорадочную деятельность, будто бы помогли проделать революцию и отстоять свои учреждения от разгрома толпы. Все они прочно пустили корни, своевременно заручившись сертификатами Таврического дворца. Те, кто проскочил в гостиницы, благоденствуют: пользуются помещением, прекрасным столом, всячески стараются подобрать в свои руки все предприятие. Только с их разрешения можно получить комнату; они же командуют в погребе и всех терроризируют, начиная с администрации.

Подобным деятелям очень хотелось пристроиться к контрразведке: они приходили даже с рекомендациями.

Классом ниже других обыкновенно представлялись протеже Совета. «Посмотрите, какой молодец, — говорит мне мой знакомый Б., — теперь он получает ордера от Совета; но в феврале по собственной инициативе арестовал самого генерала Сухомлинова». Смотрю, — матрос, по внешности положительно Стенька Разин, каким его можно себе представить. Даже жаль тратить такие силы на опального при старом режиме старика.

— Благодарю, но я выдаю ордера только моему личному составу, а принять на службу сейчас не могу.

Мне незачем брать на фильм этот тип, целыми сворами блуждающий по столице. Его гораздо лучше представят последователи Максима Горького, придав его героям широкий революционный размах и гарантировав им полную безнаказанность. Не забудем, что они рыскали, драпируясь модным лозунгом «охрана завоеваний революции».

Все вместе взятые, разных калибров, они с десятью тысячами зарегистрированных, что выскочили из петроградских тюрем, составили авангард тех главных сил, которые подошли из Сибири и других мест ссылок и заключений. По всей России весь старый уголовный мир был выпущен на свободу и фатально сгустил первую революционную накипь.

Я не могу пройти мимо этого коэффициента, взятого из общей формулы разложения России. Как бы он ни был известен, но он гораздо значительнее, чем кажется со стороны, и много виднее тем, кто с ним сталкивался.

В революциях чернь, подняв голову, местами проскакивает на поверхность. Здоровые начала с ней борются, только постепенно ее снимают.