Восток - Запад. Звезды политического сыска. Истории, судьбы, версии - Эдуард Макаревич Страница 6

Картина была тягостной. Разметанные картечью тела восставших, которых потом назовут декабристами, бурые ручьи крови, смешанной с копотью, стоны, озлобленные крики живых, сбившихся в кучи по указанию верных режиму ротных командиров, чьи солдаты очищали место побоища. Вместе с наступавшей теменью на душу генерала ложился холод удовлетворения от содеянного. Наконец долго зревший нарыв на теле империи лопнул. Нарыв, о котором еще четыре года назад граф Бенкендорф предупреждал Александра I.

Александр Христофорович представил тогда царю записку о «Союзе благоденствия» — тайном обществе офицеров и генералов, героев войны с Наполеоном, избравших путь военного переворота в России. Он их всех хорошо знал — генерала М. Орлова, принимавшего капитуляцию Парижа, К. Рылеева, П. Пестеля, Н. Муравьева. Да и как не знать, если тогда, в войну, их вела одна судьба — защитника Отечества, защитника престола.

Он тоже был дитя той войны, как и будущие декабристы. Но после разгрома наполеоновских армий и вступления во Францию его не поразило, что русский народ, первый в Европе по славе и могуществу, — народ крепостной, народ, лишенный конституции. Именно это подвигло тогда его боевых соратников на создание тайных обществ, на идею военной революции. Александр Бенкендорф, пребывая в дружбе с ними, руководствовался иными соображениями. Монархия оставалась его верой. Выстраданной им, остзейским дворянином, немцем по рождению и психологии, идее служения престолу он нашел авторитетное обоснование в столь любимой двенадцатитомной «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Русский историк, идеолог самодержавия, был ясен и краток: «История народа принадлежит царям». Потом Бенкендорф прочитает у Пушкина:

В его «Истории» изящность, простота

Доказывают нам без всякого пристрастья

Необходимость самовластья

И прелести кнута.

Поморщившись от жесткой проницательности поэта, Александр Христофорович удовлетворенно принял эту чеканную формулу для своей жизни. Он был тверд и последователен, когда писал в записке царю об уже самораспущенном «Союзе благоденствия»: «Весьма вероятно, что они желают лишь освободиться от излишнего числа с малым разбором навербованных членов, коим неосторожно открыли все, составить скрытнейшее общество и действовать под завесою безопаснее». Граф Бенкендорф уже тогда предчувствовал появление Северного и Южного обществ и их обреченный путь к военному перевороту: «Буйные головы обманулись бы в бессмысленной надежде на всеобщее содействие».

Содействия 14 декабря действительно не получилось. А получился расстрел взбунтовавшихся полков полками, верными государю. Отступничество было пресечено решительно и кроваво. И кровавость эта пронзала генеральские приказы, в шеренге которых и параграфы Бенкендорфа.

Впитывая теперь панораму растерзанной площади, запах дыма и морозной сырости, думал Александр Христофорович о судьбе, что развела их, героев войны, по разные стороны, думал о том, что предвидение его сбылось — они, восставшие, поддержки армии и народа не увидели, но смуту внесли окаянную. И неужели и дальше России нести этот крест покушений и низов и верхов на власть государя, Богом данную, поколениями и столетиями утвержденную? Нет, нужна организация, способная предвидеть, узнавать и пресекать попытки замахнуться на престол и самое святое — жизнь императора.

Тогда, в вечер 14 декабря, он осмыслил проект, который спустя несколько дней отлился в двухстраничную записку Николаю I «О высшей полиции». Будто о высшем образовании.

Государь, только что взошедший на трон и испытавший потрясение от событий на Сенатской площади, с жадностью вчитывался в идеально ровные строки генеральского послания. Проект Бенкендорфа ладно пришелся к царскому замыслу реорганизации власти. Над всеми государственными учреждениями должна встать личная канцелярия императора. Ее высшая сила была в том, что она занималась подбором кадров, определением законов и политическим сыском. Сыск — это Третье отделение императорской канцелярии, спустя годы печально знаменитое, вошедшее в историю.

Проект Бенкендорфа, по сути, стал программой создания политической полиции в России. Чем она должна заниматься? По Бенкендорфу, политическим сыском и политической информацией. Политический сыск — дело тонкое и справное. Уже тогда Александр Христофорович определил его как поиск и выявление лиц, групп и организаций, которые в своих воззрениях расходятся с режимом, пресечение деятельности оных, когда они активно выходят на тропу интеллектуальной и гражданской борьбы.

Поиск — выявление — пресечение. Слова дышат энергией, которую вдохнет в них аппарат политического сыска — Третье отделение. Пять экспедиций определил в нем Бенкендорф. Первая — работа по революционерам (»тень» декабристов), вторая — работа по сектантам (церковь — это вера, а веру надо охранять от покушений), третья — работа по иностранцам (демократические ветры с Запада), четвертая — работа с прессой и театрами (от слова все зло), пятая — работа по уголовникам (обычное дело).

Но это была лишь часть забот Третьего отделения. Другая предопределялась идеей Бенкендорфа о том, что знание общественного мнения важно для власти так же, как топографическая карта для командующего. Поэтому Третье отделение должно информировать царя о настроениях в обществе и среди населения.

Бенкендорф прекрасно понимал, что центральный аппарат политической полиции в такой стране, как Россия, ничто без местных органов. Кто же будет заниматься политическим сыском, пресечением антигосударственной деятельности, сбором политической информации на огромных просторах империи — от Сибири до Польши, от северных поселений до кавказских аулов? Идея Бенкендорфа была проста и эффектна — жандармы. Те жандармы, которые появились в армии при Павле I, которым во время заграничного похода русских войск в 1815 году главнокомандующий Барклай-де-Толли определил главное занятие: «наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражений на перевязочные пункты, поимку мародеров и т. п.». После войны жандармские части осели в столицах, губернских городах и портах. К ним обращались, когда надо было собрать недоимки, поймать разбойников, подавить неповинующихся.

«Это же готовая служба, — был убежден Бенкендорф. — В Третье отделение, к руководителю высшей полиции, могли бы стекаться сведения от жандармов, рассеянных во всех городах России и во всех частях войск».

Николаю I, военному до мозга костей, идея Бенкендорфа показалась сугубо симпатичной. Двойная суть жандармов — и военные, и полицейские, а в сыскной службе — офицеры, а не гражданские чиновники — вот что грело душу императора.

Теплым вечером первого дня июля 1826 года принял император графа Бенкендорфа. Долго и сердечно говорили об устройстве политического сыска в России.

— Ну что же, граф, придется вам возглавить это дело, — подвел итог Николай.