Жизнь военный элиты. За фасадом благополучия. 1918-1953 гг. - Николай Черушев Страница 6

Бригадный комиссар Л.А. Краузе, военный комиссар 1-го тяжелобомбардировочного авиакорпуса, был арестован 5 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 2 апреля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 30 мая 1956 г. реабилитирован.

Учитывая, что многие высшие командиры и политработники по своему социальному положению были «от сохи», их не могли не волновать события, происходившие в родных селах и деревнях в конце 20-х и начале 30-х гг. И не только в родных. Даже видные армейские политработники, эти верные бойцы партии, нередко выражали недоверие политике партии в вопросах коллективизации сельского хозяйства. Чаще всего выражали они это тайно, без широкой огласки, но тем не менее такое несогласие было, и оно находит свое отражение в следственных документах 1937—1938 гг. Если по многим другим пунктам обвинения арестованные в эти годы командиры и политработники РККА писали показания, как правило, под диктовку следователя, то вопросу о неприятии политики ВКП(б) по ускоренной коллективизации сельского хозяйства, можно не сомневаться, они излагали свою истинную позицию. Покажем это на примере показаний бывшего начальника политуправления Харьковского военного округа армейского комиссара 2-го ранга Сергея Николаевича Кожевникова — одного из опытных политработников Красной Армии (до Харьковского военного округа он в разные годы был членом РВС и возглавлял политуправления Белорусского — дважды, Сибирского, Северо-Кавказского военных округов).

Из заявления С.Н. Кожевникова начальнику особого отдела Харьковского военного округа от 11 сентября 1937 г.:

«...Зимой 1930 г. я был переброшен членом Реввоенсовета в Северо-Кавказский военный округ (СКВО). Прибыл я в Ростов в разгар развертывавшихся мероприятий по коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества на Северном Кавказе.

Уже тогда в Чечено-Ингушской области происходили ку-лацко-муллские восстания, на подавление которых я вскоре выехал. Жестокость мер по ликвидаций восстаний и тяжелое экономическое положение горцев произвели на меня тяжелое впечатление.

После подавления восстаний я возвратился в Ростов и принял участие в подготовке мероприятий по коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества. Перегибы в этих мероприятиях повлияли на меня отталкивающе. Я лично был не согласен с решениями партии о столь быстром проведении коллективизации и решительной ликвидацией кулачества на Северном Кавказе.

В 1931 г., особенно в осеннюю посевную кампанию, вспыхнул ряд вооруженных восстаний, сопровождавшихся убийствами партийно-советских работников. Уже после подавления восстаний сопротивление вылилось в саботаж, организованный контрреволюционным кулачеством по хлебозаготовкам и осенней посевной кампании. Вновь были применены самые крутые меры репрессий.

На Северный Кавказ в связи с этим прибыла комиссия ЦК ВКП(б) во главе с Л.М. Кагановичем. В ее составе был и Гамарник (Ян Борисович Гамарник — начальник Политуправления РККА. — Н. Ч.). К тому времени я уже занимал позиции, явно враждебные партии. Я считал, что коллективизация проводится слишком быстрыми темпами, в результате чего происходит полный разгром сельского хозяйства. Вместе с кулачеством репрессируются середняцкие и бедняцкие слои казачества. Вообще же эти мероприятия нас приводят к политической ссоре с крестьянством в СССР. К разрыву между партией и крестьянством.

По указанию Кагановича к наиболее злостным по саботажу станицам в СКК (Северо-Кавказском крае. — Н. Ч.) был применен бойкот с запрещением въезда и выезда населения из станиц. В эти станицы запрещен ввоз всех без исключения товаров, вплоть до спичек и керосина до тех пор, пока станицы не выйдут в поле и не сдадут излишков хлеба. Одновременно было объявлено, что саботажники буч дут выселяться в нечерноземные районы Союза, а вместо них будут переселены крестьяне из бедно-почвенных областей Советского Союза. Эти мероприятия были проведены в станицах Полтавской, Ново-Рождественской и частично Старо-Минской. Я вместе с Гамарником объезжал некоторые районы Кубани, где были территориальные формирования частей СКВО. Во время этих поездок из замечаний и разговоров со мной Гамарника я убедился, что он, как и я, совершенно не намерен проводить активную работу по слому саботажа и мобилизации актива переменного состава тер(риториальных) частей на эту борьбу. Я ясно видел, что он также не согласен с этими жестокими мероприятиями и просто уклоняется от этой работы.

Гамарник говорил о голоде среди населения, часто даже не верил, что имеются запасы хлеба, хныкал, не нажимал на политаппарат территориальных частей. В беседах со мной Гамарник говорил: «Не может быть, чтобы скрывали хлеб тогда, когда сами скрывающие умирают от голода». Между тем ему было известно, что это не соответствовало действительности, так как в ямах на огородах голодающих находили хлеб десятками пудов, о чем настойчиво докладывали Гамарнику работавшие курсанты Ейской летной школы.

В последующих прямых разговорах со мной Гамарник высказывал свое несогласие с решениями партии по вопросу ликвидации кулачества. С его слов мне известно, что Шеболдаев и Пивоваров (Б.П. Шеболдаев — секретарь крайкома ВКП(б), И.Н. Пивоваров — председатель крайисполкома. — Н. Ч.) также стояли на этой позиции и саботировали директивы партии о разгроме кулачества на Северном Кавказе.

В Ново-Рождественской станице под руководством Пивоварова не был проведен полностью бойкот станицы, а проведено это было только с приездом туда Микояна. В ряде станиц, как Полтавская и другие, которые целиком подлежали выселению, Шеболдаевым и Пивоваровым были оставлены под видом бедняцких и иногородних крестьян большие группы кулацких хозяйств, скрывшиеся в красноармейской коммуне имени Фрунзе под видом членов этой коммуны» [14].

У создателя и руководителя украинской конницы («червонного казачества») в годы Гражданской войны В.М. Примакова тоже наблюдались отклонения от генеральной линии партии — определенное время после войны он был сторонником троцкистских взглядов на некоторые вопросы внутренней жизни партии и строительства армии. Но жизнь заставила его пересмотреть свои позиции и признать, что он был не прав. И признал это В.М. Примаков официально и публично, через средства массовой информации. Будучи за рубежом, в Афганистане в должности военного атташе при полномочном представительстве СССР в этой стране, он из Кабула прислал в Москву и опубликовал свое заявление о разрыве с троцкизмом.

Мы говорим о кадрах Рабоче-Крестьянской Красной Армии РККА) — о военных кадрах из рабочих и крестьян. Именно они являлись костяком, основой этой армии — со своей подготовкой, образованием (военным и общим), отношением к Советской власти и партии большевиков, их ценностям, военному строительству. При всей своей социальной однородности (в общей массе), эти кадры имели и свою индивидуальность. Но сначала об одной общеизвестной особенности: большая часть командного состава РККА в годы Гражданской войны да еще продолжительное время после нее имела низкий уровень образования, была малограмотной.