Секретная агентура - Эдуард Макаревич Страница 6

Бенкендорф высоко оценил записку Пушкина о «Народном воспитании». И сказал в своем окружении: «Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно».

Предложение о сотрудничестве, по сути, предложение стать агентом Третьего отделения последовало Пушкину от Александра Ивановского – сотрудника Бенкендорфа. Он беседовал об этом с Пушкиным у него дома, когда тот болел, был в депрессии после отказа в прошении поехать в Париж. Пушкин, в конце концов, согласился с предложением Ивановского. Тем более, тот ему объяснил, что возможность путешествовать явно возрастет в случае сотрудничества. Договорились, что Пушкин утром приедет к Бенкендорфу, чтобы продолжить разговор. Но утром Пушкин отказался от этой затеи. У него была способность принимать быстрые решения, а поразмыслив, он нередко менял их.

Но контакты Пушкина с Третьим отделением продолжались, продолжалась переписка с Бенкендорфом. Пушкин идейно поддержал политику царя в деле подавления волнений в Польше в 1830–1831 годы, поддержал действия войск генерала Паскевича, усмирявших бунтовщиков. Поддержал своими высказываниями и оценками, а главное – своим поэтическим словом, сначала, еще до взятия Варшавы, в стихотворении «Клеветникам России», где не только о Польше. Он бросает упрек просвещенной Европе. А ведь упрек-то до сих пор современен.

И ненавидите вы нас…За что ж? ответствуйте: за то ли,Что на развалинах пылающей МосквыМы не признали наглой волиТого, под кем дрожали вы?…За то ль, что в бездну повалилиМы тяготеющий над царствами кумирИ нашей кровью искупилиЕвропы вольность, честь и мир?

А после известия о взятии Варшавы, что совпало с годовщиной Бородинского сражения, он пишет стих «Бородинская годовщина».

Сбылось – и в день БородинаВновь наши вторглись знаменаВ проломы падшей вновь Варшавы;И Польша, как бегущий полк,Во прах бросает стяг кровавый —И бунт раздавленный умолк.…………………………………..Куда отдвинем строй твердынь?За Буг, до Ворсклы, до Лимана?За кем останется Волынь?За кем наследие Богдана?Признав мятежные права,От нас отторгнется ль Литва?Наш Киев дряхлый, златоглавый,Сей пращур русских городов,Сроднит ли с буйною ВаршавойСвятыню всех своих гробов?

Общественное мнение во многом под влиянием Пушкина с пониманием восприняло действия императорской власти в отношении Польши и перемололо брюзжание Европы по сему поводу.

А Пушкину разрешили работать в архивах над историей Петра I. Кроме того, он был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел (номинально) с жалованьем 5 тысяч рублей в год.

Когда Пушкин решил издавать «Литературную газету», он обратился за помощью к Бенкендорфу. По просьбе Третьего отделения ему было выделено из казны 20 тысяч, потом еще 30 тысяч рублей.

Еще раз Пушкин обратился к Бенкендорфу во время конфликта с тогдашним министром образования президентом Академии наук Сергеем Семеновичем Уваровым, курировавшим печать. Тот неодобрительно относился к литературно-издательским планам Пушкина. Но главное, он ненавидел Пушкина за его эпиграмму о нем, задевавшую его мужское самолюбие.

Эпиграмма сия известна хорошо.

В Академии наукЗаседает князь Дундук.Говорят, не подобаетДундуку такая честь;Почему ж он заседает?Потому что ж… есть.

Князь Дундук – это Михаил Андреевич Дондуков-Корсаков, председатель Петербургского цензурного комитета. У него с президентом Академии Уваровым были «любовные» отношения. Уваров и поспособствовал продвижению своего «любовника» в вице-президенты. Об этом и эпиграмма. Было за что Уварову ненавидеть Пушкина. Скандал случился отменный. И урегулировал его Бенкендорф, за что Пушкин был ему очень благодарен.

Пушкин: «Общественное мнение имеет нужду быть управляемо»

По сути Пушкин и литераторы его круга в 30-е годы XIX столетия выбирали не роль оппозиционеров, а партнеров правительства, а точнее, Третьего отделения, как части императорской власти. Партнерами власти они становились потому, что не чужды им были некоторые замыслы ее.

В то время в России было два течения в оппозиции: революционное (это ненавистники самодержавия Герцен, Огарев, Сунгуров, Белинский, братья Критские), и либеральное, в котором конфликтовали «славянофилы» и «западники». Пушкин, Вяземский, Баратынский, Хомяков принадлежали к «славянофилам», Чаадаев к «западникам». Революционеры жаждали революции, либералы считали – революция не нужна, а нужны реформы сверху с учетом народного мнения. Только при этом «славянофилы» были патриотами России, а «западники» видели ее подобной Европе во всем. Взгляды и интересы «славянофилов» Третьему отделению были ближе. Оно вообще на реформы смотрело, как и подобает спецслужбе, через призму патриотизма.

После того как Александр I не решился на реформы, Николай I пытался взять на себя роль революционера сверху, подчеркивая преемственность с Петром I. Когда Третье отделение дало Николаю информацию о положении в стране, о ситуации с крестьянством (как говорил Бенкендорф: «Сидим на пороховой бочке»), был задуман ряд реформ. Главная – ослабление, а потом и отмена крепостного права. По поручению императора шла работа над десятками тайных проектов, над проектами по крестьянскому вопросу работали одиннадцать секретных комитетов. Но итог оказался неутешительным, удалось лишь реформировать управление казенной деревней. Не пошли реформы в полной мере из-за сильного, прямо-таки звериного сопротивления бюрократии и дворянства. Об этом Третье отделение предупреждало Николая. Но не хватило ему духа стукнуть кулаком по бюрократии и ее соратникам – дворянам. Россия все же развивалась, не ахти как быстро по сравнению с Европой, но развивалась. И это придавало наглости противникам реформ.

В ряду патриотов, единомышленников Третьего отделения, был и Гоголь. Его пьеса «Ревизор» (сюжет подсказан Пушкиным, да и реально была такая история) била по разгулявшимся, коррумпированным чиновникам, не хотевшим реформ, наносившим урон самодержавной власти. Сам Николай разрешил эту пьесу. Его первые слова после премьеры: «Ну и пьеска, всем досталось, а мне более всех». А чиновники, высшее дворянство возмутились этой пьесой.

Патриотизму повезло больше, чем реформам. Пушкин был идеологом этого идейного течения. Как говорил философ и публицист Василий Розанов, только с Пушкина начался тот настоящий русский патриотизм, что предполагает уважение русского к душе своей. Пушкин открыл русскую душу. Но и он же размышлял, как воспитывать патриотизм.

В том же 1831 году он пишет Бенкендорфу: «Если государю императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностью и усердием исполнить волю Его величества и готов служить ему по мере моих способностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует), и правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые все еще дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению».