1956. Венгрия глазами очевидца - Владимир Байков Страница 6

Хугаи числил меня среди своих учеников — для меня это большая честь. Он считал, что ничто так не содействует дружбе народов, как знания этих народов друг о друге, об их обычаях и культуре. На прощание он сказал, что доверяет мне будущее знакомство московской молодежи с венгерской литературой. Собрал он для меня и небольшую библиотеку самых великих писателей земли венгерской. Эти книги до сих пор стоят у меня на полке как свидетели бескорыстной души просветителя.

Хугаи говорил мне, что и я обязан иметь учеников как норму жизни уважающего себя интеллигента: это отдача народу за то, что народ обучил тебя и воспитал, что народ тебе дал возможность стать интеллигентом. «Всё может пропасть, как сказал мне Ромен Роллан, — вспоминал Хугаи, — и состояние может пропасть, и дом сгореть, и близкие поумирают, но верные тебе ученики останутся».

Горьким было расставание. Я подарил ему на память мой фронтовой фотоаппарат фирмы «Лейка» (Leica), сочинения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Толстого, присланные мне с оказией из Москвы. Пришло время моей демобилизации, и я уехал в Москву.

…И вот, отслужив положенные армейские годы, я снова в Москве.

Осенью 1947 года я набрался храбрости, рискнул подать документы на конкурс и был зачислен преподавателем в Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯКА). Это было необычное учебное заведение. Здесь готовили переводчиков, говорящих почти на всех языках тех стран, где стояли наши войска или имелись военные представительства. Режим в институте был строгим: курсантам не разрешалось говорить на русском даже в курилках (заговоришь — и плакала твоя увольнительная на воскресенье). Поэтому за четыре года обучения знание языка и страны становилось очень высоким. На венгерском отделении готовили переводчиков для полков и дивизий, дислоцированных в Венгрии.

Мне поручили вести курс истории венгерской литературы: занятия проводились два раза в неделю. Вот когда пригодились мои дьёндьёшские университеты и всё, чему меня обучил Хугаи. Но все же для лекций материала было недостаточно: приходилось в свободные дни просиживать в ленинской или иностранной библиотеке, чтобы знакомиться с имеющейся там литературой, а вечерами и ночами отстукивать на машинке тексты лекций. Один экземпляр для себя, второй на рецензирование, третий — на просмотр факультетскому начальству. В военном учреждении порядки были наистрожайшие.

Слава Богу, мои литературные рецензенты отличались добротой. Вспоминаю, прежде всего, кандидата филологических наук Клару Евгеньевну Майтинскую — главного специалиста Академии наук по угро-финским языкам. Она окончила Будапештский университет и еще в 20-е годы приехала в СССР с одной из немногих туристических групп, влюбилась в гида «Интуриста» Женю Блинова — поэта и переводчика, вышла за него замуж и осталась в Советском Союзе. Защитилась, стала доктором филологии, профессором. Ее трехтомник «Венгерский язык» стал на многие годы научной книгой для всех, кто серьезно изучал язык мадьярского народа.

Второй мой рецензент — Роза Богдань, которая помогла мне разобраться в проблемах периодизации литературы и ее связях с общей историей культуры Венгрии.

Слушатели отбирались из военнослужащих или абитуриентов, сдавших вступительные экзамены после средней школы. Некоторые из них прошли военными дорогами 1941–1945 годов. Среди них Юрий Шишмонин, Вадим Гусев, Степан Шевяков, фронтовой разведчик Александр Гершкович. Это был уже последний, четвертый, курс, и некоторые из слушателей — Олег Громов, Геннадий Лейбутин, Иван Салимом — давали мне на просмотр свои пробы пера — художественно-литературные переводы с венгерского. Впоследствии многие выпускники этого курса, отслужив в армии и демобилизовавшись, стали переводчиками основных изданий Политиздата, а наиболее талантливые потом составили группу переводчиков классической и современной литературы, а также драматургических произведений Венгрии. Некоторые из них были приняты в Союз писателей страны и в другие творческие объединения. Так, став преподавателем венгерской литературы, я выполнил совет Хугаи, венгерского Кола Брюиьона, — у меня появились ученики.

Благодаря энтузиастам переводческого дела на русском языке вышли в свет самые значительные произведения К. Миксата, Ж. Морица, Г. Гардони, Ф. Мора, П. Сабо, П. Вереша, Л. Немета, Д. Иллеша, Д. Костолани, Л. Надь, Т. Дери, Й. Дарваша, Л. Мештерхази и других писателей — классиков и современников. Венгерская литература и культура становилась близкой и знакомой многомиллионной русской аудитории. Я тоже по мере возможности старался не отставать от своих учеников: редактировал их книги, принимал участие в переводах произведений Петера Вереша (Veres Peter).

В этом далеко не полном перечислении имен в основном авторы прозы. Изданием жемчужин венгерской поэзии занимались такие мастера, как Антал Гидаш (Hidas Antal) и Агнеш Кун (Kun Agnes), которые немало сделали для укрепления связей венгерской и советской литературы. Они выпустили блестящую антологию венгерских поэтов, где были собраны произведения от Балинта Балашши (Balassi Balint), основателя венгерской лирической поэзии, до Аттилы Йожефа (Jozsef Attila), классика европейской лирики в переводах лучших советских поэтов того времени [25].

Но вернемся к Военному институту иностранных языков. Читая курс литературы, мне, естественно, пришлось рассказывать и об истории Венгрии, и о своеобразии, и об особенностях ее культуры. Глубокое «мадьярство» проявилось в отстаивании народных корней, самобытности, стремлении защитить себя от любых нападений, отчаянном сопротивлении каким-либо посягательствам и попыткам габсбургского онемечивания. Я снова вернулся в напряженное (кто хоть когда-нибудь писал курс лекций — поймет меня), но счастливое время. Считал себя баловнем судьбы, а то, что приходилось часто отказывать себе в отдыхе и развлечениях, да и спать всего по три-четыре часа в сутки, не пугало — сил пока хватало.

Опыт подготовки слушателей в ВИИЯКе пригодился мне в следующий приезд в Москву, когда на филологическом факультете Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова была организована группа венгерской филологии. В то время меня пригласили преподавателем (по совместительству с основной работой) двух годовых наборов, читал я там венгерскую литературу.

Тогда, в 50-е годы, в МГУ я принимал участие в выпуске двенадцати специалистов венгерского языка и литературы. Некоторые из них стали серьезными учеными: Юрий Павлович Гусев стал доктором филологических наук, одним из ведущих специалистов Института мировой литературы РАН по венгерскому литературоведению; Наталья Молодцова защитила диссертацию по истории венгерского театра; Елена Умнякова — кандидат филологических наук, выпускает работы по литературе Венгрии рубежа XIX–XX веков; Людмила Козырева (Софронова) стала профессором, заведующей отделом в Институте славяноведения РАН; Александр Гершкович стал кандидатом филологических наук, был приглашен на преподавательскую работу в Колумбийский университет. В различных сферах венгеро-русских культурных связей работают выпускницы МГУ — Людмила Григорьева, Ольга Подольская, Лариса Косолапова. Многие из них не порывали связи со мной: звонили, консультировались, советовались, и не только по литературоведческим проблемам. Не скрою — гордился, радовался каждому звонку.