Распутин. Правда о "Святом Чорте" - Александр Владимирский Страница 6

В 1904 году Распутин, очевидно при содействии архимандрита Феофана, переехал в Петербург, где стяжал у части великосветского общества славу «старца», «юродивого», «божьего человека», что «закрепляло в глазах петербургского света позицию «святого».

Отец Феофан рассказал о «страннике» дочерям черногорского князя (впоследствии короля) Николая Негоша – Милице и Анастасии. Сестры и поведали императрице Александре Федоровне о новой религиозной знаменитости. Так началось роковое знакомство Распутина с царской семьей.

Князь Николай Давыдович Жевахов, бывший товарищ обер-прокурора Святейшего Синода, утверждал, что «появлению Распутина в Петербурге предшествовала… громкая слава. Его считали если не святым, то, во всяком случае, великим подвижником. Кто создал ему такую славу и вывез из Сибири, я не знаю, но в обрисовке дальнейших событий тот факт, что Распутину не нужно было пробивать дорогу к славе собственными усилиями, имел чрезвычайное значение. Его называли то «старцем», то «юродивым», то «божьим человеком», но каждая из этих платформ ставила его на одинаковую высоту и закрепляла в глазах петербургского света позицию «святого».

Как ни странно сопоставлять имя Распутина с именем «святого», однако в моих словах не содержится никакого преувеличения. Утверждать, что никто не считал его таковым, так же нельзя, как нельзя утверждать и противное. Одни искренно считали его облагодатствованным, другие не менее искренне видели в нем воплощение дьявольских сил».

«Святым», по словам Жевахова, Распутина считали царь и царица, епископы Феофан и Гермоген, А.А. Вырубова, ее шурин А.Э. фон Пистолькорс, а также узкий круг петербургской аристократии. «Чертом» же Григория Ефимовича считали представители либеральной общественности, печати и Государственной думы, и, по выражению Жевахова, «толпа, какая увеличивалась по мере удаления от столицы и того места, где жил и действовал Распутин».

Жевахов полагал, что «Распутин не только ничего не делал для того, чтобы его считали святым, а, наоборот, до крайности тяготился таким отношением к себе».

Петр Николаевич Ге, сын известного художника, однажды встретился случайно с Распутиным в вагоне железной дороги и спросил его: «Почему Вами так интересуются и возят Вас из дома в дом?»

«А это, миленькой, потому, что я знаю жизнь», – ответил Распутин.

Ге с улыбкой спросил: «А Вы действительно ее знаете?»

Распутин улыбнулся и честно признался: «Нет, я ее не знаю, но они думают, что я знаю… Пущай себе думают».

По словам Матрены Распутиной, «Иоанн Кронштадтский, искренне расположившийся к отцу, познакомил его с Гермогеном Саратовским, в то время одним из самых популярных церковнослужителей в России; монахом Иллиодором (в миру – Сергей Труфанов), известным тогда суровыми проповедями, собиравшими огромные толпы слушателей; и архимандритом Феофаном, инспектором Духовной академии Санкт-Петербурга, духовником семьи императора». Будто бы вскоре после знакомства Иоанн Кронштадтский предложил Распутину стать членом «Союза истинных русских людей». Этот союз, вскоре влившийся в «Союз русского народа», возник в 1905 году, а о. Иоанн стал членом «Союза русского народа» только в 1907 году как индивидуальный член. 15 октября 1907 года, за год и 2 месяца до кончины, он был избран пожизненным почетным членом Союза. Распутин же познакомился с Иоанном Кронштадтским не позднее 1904 года. Матрена в своих мемуарах говорит, что «членами этого Союза уже был цвет духовенства, в том числе Гермоген, Феофан и Иллиодор, а также кое-кто из землевладельцев и аристократов, причем «отец был счастлив войти в их круг». Видную роль в Союзе играл князь Владимир Мещерский.

Матрена Распутина описывает со слов отца весьма благостную встречу с о. Иоанном Кронштадтским: «Люди, обладающие духовным зрением, узнают друг друга. Архимандрит Иоанн (здесь явная ошибка. О. Иоанн Кронштадтский, представитель «белого» духовенства, был протоиереем, но не архимандритом. Правда, детей у него не было, поскольку, как говорится в его «Кратком житии», супруги «приняли на себя подвиг девства». – А.В.) вышел из алтаря, остановился перед отцом, взял его за руку и заставил встать.

Сказал, что почувствовал присутствие отца в храме:

– В тебе горит искра Божья.

Отец попросил благословения у архимандрита.

– Господь тебя благословляет, сын мой, – ответил тот.

В тот день отец принял причастие из рук Иоанна Кронштадтского, что было большой честью.

После архимандрит позвал отца к себе.

Отец рассказал Иоанну о себе все. «Как на духу». Впрочем, он и воспринимал происходящее как продолжение исповеди, начатой еще в храме во время службы.

Разумеется, рассказал и о явлении Казанской Божьей Матери, о смутных догадках, наполнивших его после этого. Рассказал о том, что пришел в Петербург как бы не по своей воле:

– Вело меня сюда…

Архимандрит слушал отца, не перебивая. Когда отец закончил говорить, спокойно сказал:

– Бог привел, значит, так тому и быть.

У отца вырвался вопрос:

– Чему быть?

Архимандрит так же серьезно ответил:

– А что Бог даст, тому и быть. Его слушай, он вразумит».

Священномученик протоиерей Философ Орнатский, настоятель Казанского собора в Санкт-Петербурге, описывал в 1914 году, через шесть лет после смерти Иоанна Кронштадтского, его встречу с Распутиным: «О. Иоанн спросил «старца»: «Как твоя фамилия?» И когда последний ответил: «Распутин», сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе».

Заметим, что о. Иоанн не был одинок в негативной оценке дел и личности Распутина. Его критиковали и другие представители духовенства, в том числе и настоящие старцы. В частности, схиархимандрит Гавриил (Зырянов), старец Седмиезерной пустыни, очень резко высказывался о Распутине: «Убить его, что паука: сорок грехов простится…»

Стоит отметить, что о. Иоанн Кронштадтский в конце жизни весьма критически относился к царствующему императору, особенно после проигрыша Русско-японской войны и Октябрьского манифеста, ограничившего самодержавие. В «Предсмертном дневнике» о. Иоанн писал: «Не скорби безутешно о злополучии отечества, о проигранных войнах… о потере военных кораблей… о громадных потерях государства от поджогов… Скорби о том, что ты плохо подвигаешься к отечеству нетленному, вечному, на небесах уготованному, что сердце твое далеко от Бога. Земное отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества. Молись Богу с кровавыми слезами о общем безверии и развращении России… Господи, да воспрянет спящий царь, переставший действовать властью своею; дай ему мужество, мудрость, дальновидность».

Не исключено, что в начале знакомства о. Иоанн действительно привечал Распутина, видя в нем истинного «старца». Однако в дальнейшем близость Распутина к царской семье, где он лишь укреплял Николая II в его слабости, равно как и развратный образ жизни Григория Ефимовича, оттолкнули от него о. Иоанна, который и осудил его в конце жизни.