Александр Великий. Смерть бога - Пол Догерти Страница 6

Прославляя происхождение сына, Олимпиада одновременно заронила подозрения в душу Филиппа. Он, должно быть, не слишком верил в свое отцовство, сомневаясь в верности супруги. То, как сама Олимпиада рассказывала об этом событии, делу отнюдь не помогало. Согласно Плутарху, публично Олимпиада опровергала ходившие о ней сплетни и сетовала, что «Александр часто не различает мать и Геру». В то же время она потихоньку поощряла такие разговоры. В соответствии с другим рассказом в изложении Плутарха, рождение Александра летом 356 года до н. э. вызвало ужас за пределами Македонии. В тот самый день был сожжен храм Артемиды Эфесской. Сжег его сумасшедший, но льстец Гегесий [10] из Магнесии сказал, что произошло это потому, что богиня была в это время занята, помогая Александру появиться на свет. В городе Эфесе мага, поклонявшиеся персидскому богу Ахурамазде, [11] узнав о рождении Александра, бегали по городу, били себя по лицу и кричали, что этот день породил великое горе и бедствие: явился бич божий, и он уничтожит Азию.

Ранние годы «бича божьего» не изобилуют подробностями. Кормилица его, Ланика, была сестрой Черного Клита, начальника царской охраны, первый учитель, Леонид, – родственником Олимпиады, старым солдатом сурового нрава. В соответствии с отчетом, данным Александром царице Аде из Карий, кормил его Леонид скудно, муштровал нещадно, проверял, не положила ли мать ему украдкой какие-нибудь лакомства. Суровую дисциплину Леонида до какой-то степени компенсировал дядька Александра, Лисимах. Он льстил мальчику, поддерживал его фантазии насчет Ахилла. Самого себя Лисимах называл Фениксом (имя учителя Ахилла), Филипп в его интерпретации превратился в Пелея, отца Ахилла, ну а в Александре, конечно же, живет дух Ахилла.

Пока они невинно развлекались, Олимпиада вынашивала коварные планы. По словам Плутарха, в 358 году до н. э., за год до свадьбы с Олимпиадой, Филипп женился на принцессе Филе из Лариссы. Фессалийка родила ему сына Арридея. Если верить Плутарху, «в детстве Арридей подавал надежды и отличался приятным нравом», пока Олимпиада не дала ему лекарство, которое, в соответствии с нашим источником, «ухудшило функции его организма и нанесло непоправимый ущерб разуму». Олимпиада считала Арридея возможным соперником Александра. Через шесть лет после смерти возлюбленного сына Олимпиада окончательно расправилась с несчастной жертвой: в 317 году до н. э. его казнили по распоряжению царицы.

Чтобы уменьшить пагубное влияние Олимпиады и одновременно дать сыну отличное образование, Филипп нанял ему лучшего педагога Греции. Афинские философы смотрели на Филиппа как на невежду и хама, не лучше относились и к его придворным, однако Филипп продолжил политику своих предшественников: он старался привлечь ко двору ученых и художников. Интеллектуалы великого города откровенно осмеивали это его стремление. «Неужто мы, греки, – восклицал оратор Фрасимах, – станем рабами варвара?» Демосфен был более снисходителен: «Филипп не грек и к грекам никакого отношения не имеет».

Филипп выдерживал эти оскорбления с каменным выражением лица, ему удалось уговорить одного из величайших философов – Аристотеля (тот был почти македонцем по происхождению – из Стагиры на полуострове Халкидика – и сыном придворного врача) заняться образованием Александра. Аристотель был блестящим ученым, но в то время глубоко разочарованным человеком, потому что не занимал достаточно высокого положения в знаменитой афинской школе. Ученый был настроен против Персии, для Филиппа это было важнее, чем классическое образование. Аристотель, как и Исократ, был уверен в превосходстве греческой культуры. Филипп основал академию в роще нимф около Миезы, месте, славившемся своей красотой и привлекавшем внимание путешественников еще и во времена Плутарха (137 г. до н. э.). Кроме Александра учились там и другие молодые люди. Несколько юношей, ставших Александру друзьями на всю жизнь, – Гефестион, Кассандр, Птолемей и другие – были студентами той же академии. Три года – с 343 по 340 год до н. э. – Александр жил и учился в сем идиллическом месте, называвшемся также Садами Мидаса, потому что, согласно легенде, Мидас удерживал здесь силена, [12] поил его вином, смешанным со священной водой, желая узнать тайну жизни. Затем Мидас в качестве выкупа отдал силена Дионису, а тот на радостях наделил Мидаса даром превращать все, к чему он прикасался, в золото.

В 340–339 гг. академическая жизнь Александра внезапно завершилась. Ему было шестнадцать, когда в отсутствие отца его назначили регентом и ему пришлось начать оборонительную кампанию против восставших племен медов. К 330 г., когда кампания закончилась, Александру исполнилось семнадцать. Он был образован и обладал не только боевым опытом, но и опытом управления государством. Александр является на политическую арену человеком взрослым – физически и духовно. Его характер сформировали не идеалистические представления и не романтические теории, а практический опыт, подлежащий анализу и оценке. То есть, как писал об этом географ Страбон, те вещи, чью истинность можно по крайней мере изучать, а после и проверить.

Внешность Александра производила сильное впечатление. Роста он был ниже среднего, знаем мы это потому, что, заняв дворец Дария после великой победы над персами, он уселся на царский трон и ноги его даже не доставали до скамеечки. Конфуз был исправлен: скамеечку моментально заменили столиком. Тело у Александра было мускулистым и подтянутым. Волосы были разделены пробором посередине, а лоб окружали завитки. Рыжевато-светлые локоны ниспадали сзади на шею, словно львиная грива. Кожа у него была светлая, щеки румяные, глаза разные: один серо-голубой, другой – карий. Зубы заостренные, нос прямой, губы полные, подбородок круглый. Лоб слегка выступал над глазами, голос – обычно высокий – при волнении становился хриплым. Походка – быстрая и нервная. Придворный скульптор Лисипп создал лучший, хотя и стилизованный, портрет. Александр предстает в излюбленной позе: легкий наклон шеи влево и устремленный вверх взгляд придают ему мечтательное, почти девическое выражение. Этой его манере часто подражали молодые придворные. Трудно сказать, был ли то врожденный дефект шеи и плеч Александра или просто привычка.