Дорога в СССР. Как "западная" революция стала русской - Сергей Кара-Мурза Страница 6

А.В. Чаянов пишет: «В России в период начиная с освобождения крестьян (1861 г.) и до революции 1917 г. в аграрном секторе существовало рядом с крупным капиталистическим крестьянское семейное хозяйство, что и привело к разрушению первого, ибо малоземельные крестьяне платили за землю больше, чем давала рента капиталистического сельского хозяйства, что неизбежно вело к распродаже крупной земельной собственности крестьянам» [44, с. 143].

К этому Чаянов дает такой комментарий: «Наоборот, экономическая история, например, Англии дает нам примеры, когда крупное капиталистическое хозяйство… оказывается способным реализовать исключительные ренты и платить за землю выше трудового хозяйства, разлагая и уничтожая последнее» [44, с. 409].

Исходя из марксистской политэкономии, Ленин был уверен, что освобождение крестьян от оков общины – благо для них, и так определял позицию социал-демократов: «Мы стоим за отмену всех стеснений права крестьян на свободное распоряжение землей, на отказ от надела, на выход из общины. Судьей того, выгоднее ли быть батраком с наделом или батраком без надела, может быть только сам крестьянин. Поэтому подобные стеснения ни в каком случае и ничем не могут быть оправданы» [4].

В декабре 1907 г. Ленин заканчивает книгу «Аграрная программа русской социал-демократии в первой русской революции 1905–1907 годов», а зимой 1908 г. готовит ее к печати (книга была конфискована и уничтожена еще в типографии; сохранился один экземпляр, вышла книга в 1917 г.). В ней еще излагаются старые представления ортодоксального марксизма: то же самое обличение «средневековья» и те же мечты о «фермере», что и в «Развитии капитализма в России».

Вот главные для нас мысли этой книги: «Крестьянское надельное землевладение… загоняет крестьян, точно в гетто, в мелкие средневековые союзы фискального, тяглового характера, союзы по владению надельной землей, т. е. общины. И экономическое развитие России фактически вырывает крестьянство из этой средневековой обстановки, – с одной стороны, порождая сдачу наделов и забрасывание их, с другой стороны, созидая хозяйство будущих свободных фермеров (или будущих гроссбауэров юнкерской России) из кусочков самого различного землевладения…

Для того чтобы построить действительно свободное фермерское хозяйство в России, необходимо “разгородить” все земли, и помещичьи, и надельные. Необходимо разбить все средневековое землевладение, сравнять все и всяческие земли перед свободными хозяевами на свободной земле. Необходимо облегчить в максимально возможной степени обмен земель, расселение, округление участков, создание свободных новых товариществ на место заржавевшей тягловой общины. Необходимо “очистить” всю землю от всего средневекового хлама…

Мелкие собственники-земледельцы в массе своей высказались за национализацию [земли] и на съездах Крестьянского союза в 1905 году, и в первой Думе в 1906 году, и во второй Думе в 1907 году… не потому, что “община” заложила в них особые “зачатки”, особые, не буржуазные “трудовые начала”. Они высказались так потому, наоборот, что жизнь требовала от них освобождения от средневековой общины и средневекового надельного землевладения. Они высказались так не потому, что они хотели или могли строить социалистическое земледелие, а потому, что они хотели и хотят, могли и могут построить действительно буржуазное, т. е. в максимальной степени свободное от всех крепостнических традиций мелкое земледелие» [49].

Он даже сделал радикальный вывод: «Доброму народнику и в голову не приходило, что покуда сочинялись и опровергались всяческие проекты, капитализм шел своим путем, и общинная деревня превращалась и превратилась в деревню мелких аграриев» [53, с. 321]. Это – чисто марксистское видение проблемы, но оно было ошибочным, что Ленин неявно признал в сентябре 1908 г. в статье «Лев Толстой как зеркало русской революции», разумно не поднимая вопроса о старой ошибке.

Общая ошибка марксистов до революции 1905 г. заключалась в том, что они ставили знак равенства между докапиталистическими формами и некапиталистическими. Если видеть в общине только ее формационное содержание, то она, будучи «докапиталистической» формой, в конце XIX века выглядела как пережиток и отсталость. Если же рассматривать общину как продукт культуры, то в ней виден гибкий и содержательный уклад, совместимый с самыми разными социально-экономическими базисами. На основе общинных отношений во многом строилась ускоренная индустриализация Японии, Китая и стран Юго-Восточной Азии.

Жизнь показала ошибочность выводов Ленина 1899 года: вопреки мощному политическому и экономическому давлению крестьянство не исчезало, а оказывалось жизнеспособнее и эффективнее, чем фермы. В 1913 г. 89 % национального дохода, произведенного в сельском хозяйстве европейской части России, приходилось на крестьянские хозяйства – в 10 раз больше, чем на капиталистические (по другим оценкам, для России в целом накануне Первой мировой войны доля крестьян по стоимости продукта составила 92,6 %). Значит, насаждавшиеся правительством фермы были менее эффективны. Поэтому и помещики, и скупившие землю кулаки не устраивали ферм, а сдавали землю в аренду крестьянским дворам.

Неудача реформы Столыпина показала и другую важную сторону развития капитализма в России: здесь, в отличие от Западной Европы, капитализм в сельском хозяйстве не мог вытеснить общину и даже нуждался в ее укреплении. Иными словами, чтобы в какой-то части России мог возникнуть сектор современного капиталистического производства, другая часть должна была «отступить» к общине, стать более традиционной, нежели раньше. Образно говоря, капитализм не мог существовать без крупной буферной «архаической» части, соками которой он питался.

Глобализация капитализма в период империализма привела к тому, что свою «архаическую» часть Запад смог в значительной степени вынести за пределы метрополии, господствуя в заморских территориях – в колониях, а потом в «третьем мире». Но Россия, не будучи колониальной империей, могла вести развитие капитализма только посредством архаизации части собственного общества – крестьянства. Именно после реформы 1861 г., открывая простор для развития капитализма, само царское правительство укрепляло крестьянскую общину. И это не было ошибкой, иначе и быть не могло.

В своем труде «Развитие капитализма в России» Ленин, следуя за устаревшей политэкономией Маркса, ошибался относительно прогрессивной роли капитализма в целом, в глобальном масштабе. В реальности капитализм был системой «центр – периферия». Создавая на периферии анклавы современного производства, господствующий извне капитализм метрополии обязательно производил «демодернизацию» остальной части производственной системы, даже уничтожая структуры местного капитализма.