Жизнь - Подвиг Николая Островского - Иван Осадчий Страница 6

Старый большевик Иннокентий Павлович Феденев (в романе «Как закалялась сталь» показан под фамилией Леденева), принесший рукопись книги Николая Островского в редакцию «Молодая гвардия», сказал, что она «не рукотворно написана, а продиктована фраза за фразой, страница за страницей».

Много лет Николай Островский не видел солнца. Но свет для него не погас: идеи нового мира озаряли его путь, укрепляли его душевные силы, делали его непобедимым и всепобеждающим.

«Партия воспитывает в нас священное чувство – бороться до тех пор, пока в тебе есть искра жизни, – говорил он. – По совести сказать, очень хочется побить рекорд долголетия. Ведь чертовски хороша жизнь в нашей стране!».

Рукопись первой части романа была отправлена в редакцию. Николай Островский с большой тревогой ждал «приговора». И в хмурый февральский день, ставший одним из самых счастливых дней в его жизни, пришла весть о победе: книга принята к печати.

Как воспринял Николай Островский эту весть, видно из его письма к бывшему командиру полка, в котором он сражался в годы войны:

«Я выбрался из инвалидного болота на передовую линию борьбы и труда. Я никогда не думал, что жизнь принесет мне такое огромное счастье!».

В 1934 году вышла из печати вторая часть романа. В 1935 году «Как закалялась сталь» была издана отдельной книгой.

Вспоминается рассказ матери писателя Ольги Осиповны, которую он любовно называл своим «бессменным часовым», – о том, как Николай Островский впервые встретился со своим романом «Как закалялась сталь», изданным отдельной книгой. Узнав, что тираж первого издания книги 10 тысяч экземпляров, Николай Островский с нескрываемой радостью и гордостью воскликнул: «Десять тысяч новых штыков вступили в бой за социализм!».

Когда Николая Островского спросили, почему он назвал роман «Как закалялась сталь», писатель ответил:

«Сталь закаляется при большом огне и сильном охлаждении. Тогда она становится крепкой и ничего не боится. Так закалялось и наше поколение в борьбе и страшных испытаниях и училось не падать перед жизнью».

…Читательские отклики, горячие и взволнованные, в большом количестве поступавшие Николаю Островскому, в редакцию журнала, в издательство, где печатался роман, говорили о том, что книга оставила глубокий след в сердцах людей самых различных возрастов и профессий, стала «учебником мужества», «нержавеющим оружием»…

Родился Николай Островский 29 сентября 1904 года в живописном украинском селе Вилия Острожского уезда на Волыни. Там же прошло его раннее детство.

Отец трудился зимой солодовщиком на винокуренном заводе, а летом скитался в поисках поденной работы. Мать шила, стирала, нанималась в кухарки к «господам». Однако родители не в состоянии были прокормить семью, и поэтому должны были работать и дети.

Об условиях, в которых проходило детство рабочих и крестьян в самодержавной буржуазно-помещичьей России, Николай Островский писал: «…Наше детство было под ярмом капитализма… Вместо радостной юности, радостного детства нас ждал изнурительный капиталистический труд с утра до поздней ночи буквально за кусок хлеба».

…Летом 1914 года началась мировая империалистическая война. Много страданий принесла она трудовому народу. Осенью 1914 года жители пограничных сел Вилия, где жила семья Островских, и Турия, в котором вместе с отцом 10-летний Николай находился на заработках, были эвакуированы на Восток: приближался австро-германский фронт. В одном из беженских обозов кочевала семья Островских и после нескольких недель мытарств поселилась в Шепетовке. Вскоре Коля начал работать кухонным мальчиком станционного буфета на вокзале. Два года мыл грязную посуду, таскал помои. «Почти ребёнок, я познал на своей спине всю тяжесть каторжного труда при капитализме», – говорил Николай Островский. Этот период в его жизни хорошо отражен им в романе «Как закалялась сталь» на примере детства Павла Корчагина.

«Я начал работать с 11 лет, – вспоминал впоследствии Островский. – Я работал по 13–15 часов в сутки. Но меня все-таки били. Били не за плохую работу, – я работал честно, а за то, что не даю столько, сколько хозяину хотелось взять от меня. Я знаю, что такое гнет капиталистической эксплуатации».

Но даже в таких условиях Коля Островский рос пытливым и любознательным; от книги его трудно было оторвать. Гарибальди, Спартак, Овод – борцы за свободу народа – вот его любимые герои, на которых он хочет походить, так же, как они, побеждать трудности и страдания, быть мужественным, смелым, не знать страха смерти. Только книги и скрашивали безрадостную жизнь не по годам вдумчивого, развитого мальчика. Они помогали ему разорвать «душный круг жутких впечатлений», открывали новый мир, внушали веру в свои силы.

«Ничего я не любил так, как книги, – рассказывал впоследствии Николай Островский. – Ради книг я готов был пожертвовать всем. Служа мальчиком на кухне, я отдавал свой обед газетчику за то, что он разрешал мне в короткие часы ночного перерыва читать журналы и газеты».

Очень часто Коля с увлечением рассказывал своим родным и друзьям содержание наиболее взволновавших его книг, нередко внося в эти рассказы значительную долю собственной фантазии.

В речи на собрании партийного актива города Сочи 23 октября 1935 года, посвященном награждению его орденом Ленина, Николай Островский рассказал об одном таком случае из его подростковой жизни: «Помню, мне было тогда двенадцать лет. Я работал мальчиком в кухне станционного буфета… Я принес с трудом добытую книгу – роман какого-то французского писаки… В этой книге, я прекрасно помню, был выведен самодур-граф, который от безделья издевался над своим лакеем, изощряясь в этом, как только мог – щелкал его неожиданно по носу или кричал на него вдруг так, что у того подгибались со страху колени. Читаю я про все эти штучки своей старушке-матери, и стало мне невмоготу. И вот, когда граф ударил лакея по носу так, что тот уронил на пол поднос, – вместо того, чтобы лакею униженно улыбнуться и уйти, как было у автора, я, полный бешенства, начал крыть по-своему.

Правда, при этом французский изящный стиль полетел к черту, и книга заговорила рабочим языком. «Тогда лакей обернулся до этого графа, да как двинет его по сопатке! И то не раз, а два, так что у графа аж в очах засветило…».

– Погодь, погодь! – вскрикнула мать. – Да где же это видано, чтобы графьев по морде били?

Кровь хлынула мне к лицу:

– Так ему и надо, подлюге проклятому! Пущай не бьет рабочего человека!

– Да где же это видано? Не поверю. Дай сюда книжку! – говорит мать. – Нет там этого!

Я с бешенством бросаю книжку на пол и кричу:

– А если и нет, то зря! Я б ему, негодяю, все ребра переломал бы!

Вот, товарищи, ещё ребенком, читая подобные рассказы, я мечтал о таком лакее, который даст сдачи графу, – сказал в завершение Николай Островский. – Может быть, это и было начало моей писательской карьеры, – правда, не совсем удачное».