Кардинал Ришелье и становление Франции - Энтони Леви Страница 6

Еще в 1626 г., до того как Ришелье приобрел какое-либо реальное влияние, драматургия стала инструментом политической пропаганды. В 1626 г. был задуман брак Гастона, младшего брата короля и наследника трона, и баснословно богатой Марии де Бурбон-Монпансье. Любое потомство мужского пола от этого брака значительно уменьшило бы шансы принца Конде, в то время занимавшего второе после Гастона место в очереди на наследование трона. [9] Семейство Конде, обосновавшееся в Шантильи, естественно, выступало против брака, грозившего увеличить расстояние, отделявшее их от власти, и попыталось создать в обществе негативное отношение к этому событию, заказав величайшему французскому драматургу Жану Мере пасторальную трагикомедию «Сильвия», в которой намеченное бракосочетание критиковалось с большим апломбом. Но спектакль не произвел задуманного эффекта, и Гастон, которому было всего восемнадцать лет, в назначенное время все же женился и в 1626 г. получил титул герцога Орлеанского — честь, традиционно оказываемая наследнику престола. Ришелье, который, взвесив все, примкнул к числу сторонников этого брачного союза, быстро заметил, насколько важным инструментом пропаганды является серьезная драма в неграмотном по большей части обществе. Он стал покровителем и фактически создателем драматургии как уважаемого литературного жанра во Франции.

Ришелье либо сам писал о событиях своей жизни и карьеры, либо подсказывал другим, что писать. «Мемуары», «Политическое завещание», переписка и бесчисленные заметки разных авторов в официальном «Le Mercure français» и менее строгой «Gazette» призваны были выставить в нужном свете те аспекты поступков и мыслей Ришелье, которые он считал необходимым довести до сведения остальных. [10] Тем не менее можно с достаточной точностью восстановить по фрагментам те политические интриги, стратегические ходы и альянсы, которые формировали фон общественной жизни того времени, проанализировать ограничения, которые в разные периоды оказывали влияние на деятельность Ришелье, и установить, сколь много он почерпнул из своего опыта.

Незаурядная сила ума давала ему как поразительную способность улавливать детали, так и широчайшее видение перспектив. Особенно четко он осознавал необходимость и практическую возможность превращения Франции в великую морскую державу, что служило предпосылкой для процветания торговли, отличавшего в те времена Испанию, Англию и Венецию. Он поставил на службу стране свой острый ум вкупе с огромным воображением, в то же время обнаружив неисчерпаемые возможности для личного развития. История его политической деятельности полна интриг, заговоров, предательств, а также умолчаний о том, во что он оказывался втянут благодаря своим личным качествам и политическим взглядам.

Загадка этого человека, которая ставила в тупик и даже отталкивала его современников, не кажется нам неразрешимой. Та личность, которая является нам в конечном итоге, после снятия наслоений противоречащих друг другу исторических оценок, оказывается совсем не такой, как представлялось вначале. Из сообщений дипломатов следует, что блестящий ум этого человека скрывался за неподдельным обаянием. Несомненно, Ришелье был вынужден сдерживать свои истинные эмоции, чтобы убедить короля в необходимости той политики, которую подсказывал ему разум.

Он был предан не столько Людовику XIII лично, сколько богоданному правителю Франции в принципе. Ришелье прилагал все силы к тому, чтобы возвеличить короля, который был удачливым военачальником, но по натуре своей был склонен к авторитаризму, вздорности, негибкости, крайней обидчивости, мелочности, лишен интеллектуальных способностей и очень мало подходил для управления государством в мирное время. Решающее значение, особенно после 1630 г., приобрело отсутствие у короля сына, который мог бы унаследовать трон, а также его взаимоотношения с матерью, женой, братом и дворянством во главе с принцами крови, потомками двоюродных братьев его отца.

Для того чтобы построить сильную и единую Францию, Ришелье необходима была его знаменитая сеть личных осведомителей. Она охватывала всю Европу, хотя не столько многочисленность или организованность этих осведомителей, сколько искусное использование Ришелье полученной от них информации привело последующие поколения к выводу об их стратегически удачном расположении. На самом деле много важной информации попадало к Ришелье в результате удачного стечения обстоятельств. Он, несомненно, был хитер и безжалостен в использовании собранных им детальных сведений, а также последователен в заметании собственных следов. Он гордился своим умением вкладывать в написанный документ как можно меньше щепетильных с дипломатической точки зрения утверждений.

Он действительно достиг высшего мастерства в искусстве лицемерия и не делал секрета из того, какое значение придавал молчанию, которое слишком часто вынуждало потомков теряться в догадках. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что достижение стратегических целей часто требует сокрытия своих устремлений, и достаточно предусмотрителен, чтобы защитить себя мощным оружием — непроницаемой завесой секретности. Чем дальше, тем больше он стремился собрать и уничтожить свидетельства своих действий и намерений. Он сжег достаточно документов, чтобы мы могли понять, что никогда не узнаем, на какой риск шел Ришелье ради интересов Франции и ее короля. Опасность, безусловно, была велика, и ее оценка заставляет нас по-новому взглянуть на Людовика XIII и Францию под управлением Ришелье.

Политическая власть и личное могущество, которых он требовал и которые он получил, были неразделимы. Ему нужен был политический успех, для того чтобы укрепить личное положение, но он нуждался в личной власти для достижения единства страны с помощью той стратегии, которую, по его мнению, мог провести в жизнь только он сам. Одним из результатов такого переплетения долга и честолюбия была согласованность, если не полное совпадение, его политических и религиозных убеждений. Его ревностное служение Богу не препятствовало направленным на усиление Франции политическим союзам с еретиками, поскольку божественную власть, которой папа был наделен только как глава церкви, в мирских делах полностью олицетворял король. Мы видим Ришелье собирающим силы против армий папы — и в то же время смиренно испрашивающим у папы освобождения от отнимающей много времени церковной обязанности ежедневно читать бревиарий. Его взгляды на разделение духовной и светской власти были крайне радикальными для того времени.