Корнилов - Владимир Федюк Страница 6

Во времена Корнилова академический курс был рассчитан на два года. Правом поступления пользовались все обер-офицеры до штабс-капитанского чина, отлично аттестованные и выдержавшие вступительные испытания. Зачисленные офицеры числились в своих полках и пользовались «всеми преимуществами службы наравне с офицерами при войсках состоящих», но поступали в распоряжение академического начальства. Сама Академия непосредственно подчинялась начальнику Главного штаба.

По возложенной на нее задаче, по объему прав и размерам учебных курсов российская Академия Генерального штаба была поставлена гораздо выше существовавших в то время за границей высших военно-учебных заведений, таких, например, как берлинская Кригс-академи или парижская Эколь д'аппликасьон д'Этат-мажор.

Положение обучавшихся в Академии офицеров было довольно тяжелым. Частые периодические испытания, поверки, экзамены и сочинения заставляли напряженно работать. Кроме этого, были и наряды в караулы, и дежурства, и строевые учения, которые также отнимали немало времени.

В 1855 году происходит слияние трех высших военно-учебных заведений: Николаевской инженерной академии, Михайловской артиллерийской и Императорской военной, переименованной в Николаевскую академию Генерального штаба, в одну Академию, которая получила наименование Императорской военной академии. Эти объединенные академии управлялись общим для них советом, председателем которого являлся начальник Главного штаба по военно-учебным заведениям генерал Я.И. Ростовцов. В годы реформ Александра II военным министром был назначен бывший в течение одиннадцати лет (1845—1856) профессором военной статистики Академии, выпускник 1836 года, генерал Д.А. Милютин, который взял дальнейшее устройство Академии «под личное свое руководство». Было решено «изъять» Академию из ведомства военно-учебных заведений и непосредственно подчинить военному министру, передав в ведение генерал-квартирмейстера.

Это мероприятие совпало с назначением в 1862 году начальником Академии генерала А.Н. Леонтьева, при котором была предпринята полная переработка академических курсов и учебных занятий. В новом положении говорилось, что «прямое назначение Академии состоит в приготовлении офицеров к службе в Генеральном штабе, причем должно быть обращено особое внимание на практические требования службы; затем уже второю целью должно быть поставлено распространение военных познаний в армии, но цель эта должна достигаться не столько постановкою предметов преподавания в Академии, сколько научными трудами профессоров, как лиц “ученого сословия”».

В 1878 году начальником Академии был назначен генерал М.И. Драгомиров — выпускник 1856 года, бывший в Академии Генерального штаба в 1860—1869 годах профессором тактики, герой последней Русско-турецкой войны. Своим авторитетом выдающегося военного ученого и опытного педагога он много сделал для подъема значения Академии, а главную задачу видел в упрочении и усовершенствовании порядка, установленного его предшественником. За одиннадцатилетнее пребывание Драгомирова на посту начальника Академии учебные курсы полностью установились и вылились в стройную систему. Так, курсы тактики, стратегии и военной истории, объединенные в одну кафедру военного искусства, «вошли в гармоническую между собою связь, взаимно дополняя друг друга, — писал генерал А.А. Гулевич. — Военная история выработалась в критическое исследование главнейших войн и кампаний, в которых стратегия и тактика черпали материалы для своих исследований. Стратегия перешла на путь научного изучения разных явлений войны в критико-исторической форме. Тактика установила свой курс в определенных пределах и выработала приемы для практического изучения свойств и способов употребления войск».

В 1889 году начальником Академии был назначен генерал Г.А. Леер, более тридцати лет занимавшийся военно-научной и педагогической деятельностью. Современники отмечали его необычайную эрудицию, глубокое знание военного дела, огромное количество научных трудов по самым разнообразным вопросам военного дела, искусство незаурядного лектора, стойкость и определенность его убеждений. По настоянию Леера в Академии была образована новая кафедра русского военного искусства. Девять лет во главе Академии стоял генерал Леер, и «научная ее репутация никогда не стояла так высоко, как в это время». А.И. Деникин писал, что под влиянием Драгомирова и Леера «воспитывалось несколько поколений Генерального штаба, и без преувеличения можно сказать, что их идеи воплощались на полях сражений в трех кампаниях: турецкой, японской и мировой».

В назначенный день прибывшие для поступления офицеры представились начальнику Императорской военной академии генерал-лейтенанту Г.А. Лееру и получили расписание предстоящих экзаменов. На семьдесят вакансий претендовало триста тридцать человек. Поступавшие в Академию офицеры за четыре месяца до экзаменов освобождались от своих непосредственных служебных обязанностей. С первого же дня по прибытии в столицу офицеры вынуждены были решать ряд бытовых задач, прежде всего поиск подходящего места жительства. Многие стремились снять квартиры или комнаты в центре города, близ Английской набережной, где находилась Академия. Но в центре жилье стоило дорого, тем более что молодой поручик Корнилов должен был помогать семье. Поэтому он снял недорогую комнату в отдаленном районе, «убогую мансарду», как пишет современник. В этой мансарде Корнилов стал усиленно готовиться к экзаменам.

Вступительные экзамены в Академию, по образному выражению генерала Деникина, были «страдной порой». Кроме лихорадочной зубрежки дома по ночам, поступающие присутствовали на экзаменах других отделений, чтобы ознакомиться с требованиями и приемами экзаменаторов. «Офицеры, даже пожилые, — отмечал А.И. Деникин, — превращались на время в школьников, с их психологией, приемами, с их ощущениями страха и радости». Сдавать вступительные экзамены было нелегко. Профессора-экзаменаторы были строги. «По установленному с давних пор порядку, — вспоминал А.А. Игнатьев, поступавший в Академию в 1899 году, — первым был экзамен по русскому языку. Требовалось получить не менее девяти баллов по двенадцатибалльной системе… Экзамена по русскому языку особенно боялись, так как наперед знали, что он повлечет за собою отсев не менее двадцати процентов кандидатов… Оказался опасным экзамен по математике… За длинным столом сидели имевшие вид пришельцев с того света два старика в ветхих черных сюртуках Генерального штаба с потускневшими от времени аксельбантами и генеральскими погонами.

Один из них, профессор Шарнгорст — маленький, седенький, с наивным, почти детским выражением лица, говорил мягко, вкрадчиво, но не без ядовитости, а другой — Цингер — высокий брюнет, с впавшими глазами и всклокоченными бакенбардами, ревел как лев, а в сущности, как потом оказалось, был гораздо безобиднее своего коллеги. Тут же присутствовал генерал — профессор Штубендорф. Эти три обрусевших немца были столпами, на которых держались в академии математика, астрономия и геодезия».

Высшие двенадцатибалльные оценки Корнилов получил на экзаменах по математике, фортификации, военной географии, администрации и политической истории. Интересен также следующий факт, что, по правилам приема в Академию, все офицеры должны были «держать экзамен из обоих иностранных языков — французского и немецкого… Кто на приемном экзамене получил из иностранных языков 9 баллов и более, тот освобождается от обязательных занятий ими в Академии». В дальнейшем желающим слушателям была предоставлена возможность факультативно изучать английский язык.