Повседневная жизнь итальянской мафии - Фабрицио Кальви Страница 6

Крестьяне стали campieri (своего рода феодальной полицией, зависимой от барона), затем campieri стали gabellotti (то есть арендаторами земли); запугивая баронов, они давали им ссуды под ростовщические проценты, крали доходы и наконец сумели завладеть их землей. Но когда рабы стали хозяевами, они вместе с положением наследовали пороки прежних хозяев: им нужна была только земля, и как можно больше земли; получив ее, они удовольствовались доходами, которые эта земля обычно приносила. Они не желали ничего менять, совершенствовать, переустраивать. Доходы от земель вкладывались во все новые земли. Terra quanto vedi е casa quanto stai («Земли — сколько видишь, а дом — какой есть»), — говорится в сицилийской пословице. Это означает: довольствуйся маленьким домишкой, но, если можешь, купи всю землю, которую видишь. Уже один «просвещенный» вице-король, неаполитанец Доменико Караччоло, который правил на Сицилии в 1781–1784 годах, заметил, что это единственное место в Европе, где деньги, полученные от земли, снова становятся землей и совсем не употребляются для того, чтобы обустраивать эту землю или развивать промышленность и торговлю. И так было почти до наших дней.

Английский социолог Эрик Ж. Хобсбом говорил о мафии как о «примитивной форме социального бунта», как о единственно возможной форме буржуазной революции на Сицилии; отзвуки его воззрений легко обнаружить в романе «Леопард» Джузеппе То-мази ди Лампедуза, особенно в образе Калоджеро Седара. В романе писатель-аристократ вкладывает в уста своего главного героя-аристократа такие слова: «Мы были леопардами, львами; те, кто займет наше место, будут шакалами, гиенами». Эти гиены и шакалы могли действовать исключительно потому, что класс аристократии разлагался, и они сумели этим воспользоваться. Когда же они сами оказались на месте аристократов, то есть когда они возглавили общественные институты и стали правящим классом, они продолжали вести себя как шакалы, как гиены, раздирая на части и «пожирая» общественные блага совершенно так же, как они поступали с добром своих бывших хозяев. Класс мафиозной буржуазии, представителем которого был Калоджеро Седара, не умеет создавать, он умеет лишь «пожирать». Отсюда и вытекает тот факт, что в недрах этого класса происходит постоянный конфликт, непрекращающийся процесс замещения одних влиятельных лиц другими.

Поскольку власть группы мафиози основывается на насилии и обмане, она легкоуязвима именно в тот момент, когда готова окончательно закрепиться в существующей системе, достаточно лишь новой волны насилия и обмана. Вот почему обычно преступления мафии являются «внутренними», это в основном конфликты между новым и старым поколениями, между группировками, которые уже достигли власти, богатства, положения в обществе, и группировками, которые к этому только стремятся. И достижение цели часто сопрягается с разрушением, физическим уничтожением рвущихся к ней.

Мы полагаем, что наиболее полное и наиболее общее Определение, которое можно дать мафии, следующее: мафия — сообщество преступников, которое ставит перед собой целью незаконное обогащение своих членов и которое основывается на посредническом паразитировании, навязываемом силой, между собственностью и трудом, между производством и потреблением, между гражданином и государством.

Этот феномен, безусловно, зародился в недрах феодализма, в деревне, как последующее звено между собственником и крестьянином, то есть «мафиози» выполняли полицейские, карательные функции по отношению к крестьянам и в то же время обворовывали своих хозяев — но к 1838 году, как мы видели, феномен мафии стал городским, охватив такие города, как Палермо и Трапани.

Для того чтобы представить себе, что предшествовало мафии, достаточно вспомнить рассуждения Манцони в «Женихах» по поводу bravi (подручных сеньоров и других земельных собственников). Такие люди, как эти bravi, которые стояли на службе интересов и капризов аристократии, были на Сицилии прототипом мафиози. В Ломбардии, когда австрийское владычество сменилось испанским, bravi как явление были практически вытеснены из жизни общества благодаря социальным реформам и экономическим преобразованиям, а в особенности благодаря смене чиновников и всего управленческого аппарата государства. На Сицилии, в силу того, что условия испанского владычества пережили здесь самих испанцев, а социальные институты аристократии им сопротивлялись (аристократии, которая к тому же была очень восприимчива, жадна до привилегий, агрессивна и анархична), bravi со временем превратились в мафиози.

Когда рухнула власть феодальных сеньоров, заменившее ее государство проявило себя как власть слабая, недейственная, продажная — поскольку ее осуществляли неспособные и плохо оплачиваемые чиновники, которые занимали свою должность благодаря кому-то (прежде, говорит Уллоа, они всегда раболепствовали) или даже которую они покупали, а потому вполне естественным считали отыгрываться на самых слабых и беспомощных из тех, кто был им подвластен. Государство, каким бы оно ни было и каковы бы ни были принципы, на которых оно основывается, или интересы класса, которые оно представляет, на самом деле всегда осуществляет (или не осуществляет) свои полномочия через посредство чиновников. На Сицилии чиновник, проявивший себя умным и честным, не поддающимся попыткам подкупа и давлению сильных мира сего, или находился в полной изоляции или отторгался, как инородное тело. Увольнение было, а может быть, и осталось оружием мафиозной власти против чиновника, не соблюдающего правила игры.

История мафии — это в известном смысле история соучастия государства, начиная с Бурбонов и заканчивая Савойской династией и Республикой, в образовании и утверждении непроизводящего и паразитирующего класса. Этот класс, который в первой половине XIX века определил и разоблачил Уллоа, во второй половине XIX века, с объединением Италии и установлением в стране демократической системы, находит благоприятную почву для более мощного развития. Когда в рассказах о походе Гарибальди его сподвижников называют picciotti (пацаны), это слово не следует понимать как определение, даваемое молодежи, стихийно вставшей под гарибальдийские знамена и выступившей против тирании Бурбонов; на самом деле это рекруты, набиравшиеся классом мафиозной буржуазии из крестьян, находившихся в собственности феодала. К тому же еще и сегодня на жаргоне мафии словечком picciotti обозначаются те, кто участвует в совершении преступления, убийцы. Именно picciotti сражались в Милаццо в июле 1860 года и уже в наше время те же picciotti, переодетые в белые халаты, вошли в госпиталь Палермо, чтобы добить из автомата раненого, жизнь которого представляла опасность для сообщества мафиози.

Очевидно, что экспедиция Гарибальди на Сицилии осуществлялась и с помощью истинных и сознательных добровольцев; но банды, которые приходили из деревень и подчинялись только приказаниям своих шефов, оставались в полном неведении о том, ради чего они шли на смерть и проводниками каких идей являлись. Цели, которые преследовал этот, по характеристике Хобсбома, «новый господствующий класс сицилийской сельской экономики, gabellotti и их сообщники в городах», сводились, в сущности, к одному: к тому, чтобы Сицилия стала аграрным придатком промышленного Севера. Очевидно, что такая цель не была неприемлемой для промышленников и торговцев-северян, а отсюда и проистекает определенная заинтересованность государства в утверждении и укреплении буржуазно-мафиозного класса на Сицилии.