Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка - Лев Лурье Страница 6

Приказчик должен уметь завлечь покупателя, не дать ему уйти с пустыми руками. Постоянные посетители могли рассчитывать на кредит. «Не обманешь – не продашь», – гласит русская поговорка. Конечно, приказчики торговались до хрипоты, обмеривали, обвешивали. Обычно товары покупали не сами хозяева, а повара и буфетчики. Вместе с приказчиками и лавочниками они обсчитывали легкомысленных бар – те переплачивали за товар – а выручку делили. Но во всем должна быть мера. Солидные покупатели, обнаружив обман, могли уйти к конкуренту. В колониальной торговле, рассчитанной на прихотливого и обеспеченного покупателя, требовалась особая квалификация.

Современник вспоминал: «То и дело один из приказчиков ныряет в святую святых и является оттуда с лежащим на кончике ножа тонким, как лепесток, куском дивного слезоточивого швейцарского сыра, или с ломтиком божественной салфеточной икры, или с образчиком розовой семги. Приносятся и черные миноги, и соленые грибки, а в рождественские дни… крендели, румяные яблочки. Всякую вещь приказчик старался охарактеризовать с тонкостью, с вежливой строгостью отрекомендовать».

От подручного к младшему, потом к старшему приказчику и, наконец, доверенному, заключавшему от имени хозяина сделки – путь, пройденный Петром Елисеевым. Обманывать хозяина нельзя. Раз пойманный за руку вор отправлялся не солоно хлебавши в деревню. Все ярославцы-хозяева прекрасно знают друг друга, и провинившийся равен прокаженному. Его никто на работу не наймет.

Хозяин играет по отношению к своим «молодцам» роль строгого, но справедливого отца. Жили приказчики в отдельной квартире под присмотром старшего приказчика. После пасхальной заутренней разговлялись все вместе дома у хозяина. Приказчикам лавочник жаловал по пятерке, мальчикам – по двугривенному.

Пройти путь от мальчика до доверенного приказчика доводилось немногим. Доверенный – менеджер по продажам, как сказали бы сейчас. Он вел переговоры с поставщиками, разбирался в сортах и цене вин, брал и давал под честное слово товар на тысячи рублей. Такой приказчик мог рассчитывать и на хорошее жалованье, и на кредит от земляков для открытия собственного дела, за таких часто выдавали замуж купеческих дочерей с хорошим приданым. Приданое и составило первоначальный капитал Петра Елисеева – он женился на ярославке, уроженке Ростовского уезда Анне Гавриловне, дочери содержателя зеленной торговли.

Петр Елисеев затевает собственное дело: открывает магазин на Невском, затем еще один на Васильевском острове, арендует склады для импортных товаров рядом с портовой таможней, переходит в купеческое сословие. Умирая в 1825 г., основатель династии оставил вдове и троим сыновьям процветающую виноторговлю.

После смерти Петра Елисеева два десятка лет торговое предприятие возглавляла его вдова, а затем вплоть до конца XIX века – сыновья основателя: Сергей, Степан и Григорий.

С 1842 г. Елисеевы обладали собственным торговым флотом: вначале три парусника, а затем и пароход «Александр I». Начало навигации означало для петербургских гурманов привоз остендских устриц к Елисееву, и они со страстью поглощали их в его магазине у таможни.

Елисеевы купили винные подвалы на острове Мадейра (где производилась мадера), в португальском Опорто (родина портвейна) и в Бордо. В Петербурге доставленные из-за границы вина разливались (по 15 тысяч бутылок в день) в огромных принадлежавших Елисеевым подвалах на Васильевском острове.

Елисеевские вина, в особенности шампанское и Токай, вытеснили конкурентов в городе и при дворе. Братья начали ввозить в Россию и другие импортные продукты – прованское масло, сыр, табак, кофе, чай. К концу века через их фирму в Россию доставлялась четверть всех иностранных вин (120 тыс. ведер в год), 15 % сыра, 14 % прованского масла.

Никто из второго поколения Елисеевых не получил формального образования. Между тем, им приходилось вести конкурентную борьбу с английскими и немецкими негоциантами, проводить переговоры с капитанами кораблей, покупать недвижимость за границей и заключать сделки с представителями чуть ли ни всех европейских народов. Выручала, видимо, природная сметка и мощные связи в петербургском купеческом мире. Елисеевы много благотворительствовали, строили церкви и богадельни.

Получив максимально возможные для русских купцов почести – звания коммерции советников и поставщиков императорского двора, они и не пытались переменить участь, войти в высший свет. Им было чем гордиться. А вот их сыновья и внуки, которые пришли на все готовое, думали по-другому.

Купец в России, особенно в Петербурге, по своему общественному положению уступал и дворянину, и человеку свободной профессии – интеллигенту.

Гоголевский городничий не случайно называл купцов «самоварниками», «аршинниками», «протобестиями» и даже «надувалами морскими». С предпринимателями чиновники встречались в служебных кабинетах, но невозможно представить себе купеческое семейство на дворянском балу.

Купеческий сын не мог поступить в лицей или Пажеский корпус. Гвардейский офицер, женившийся на купчихе, обязан был выйти из полка.

У Островского не имеющий и копейки за душой гусар говорит влюбленной в него купеческой дочери: «Кому нужно даром-то вас брать! Можно было, я думаю, догадаться, не маленькая! Видимое дело, что человеку деньги нужны, коли он на купчихе хочет жениться!»

Когда Александр II во время коронации посетил Москву, купечество устроило ему торжественный обед в Манеже. Потратили огромные суммы, так что пир был верхом совершенства по убранству и кулинарному искусству. Почтенные миллионеры-купцы с трепетом ожидали приезда государя, стоя на пороге Манежа с хлебом-солью. Незадолго до прибытия императора к Манежу подъехал генерал-губернатор граф Арсений Закревский. Граф спрашивает купцов:

– Вы зачем здесь?

– Как же-с, ваше сиятельство! Даем обед государю, желаем поднести хлеб и соль нашему дорогому гостю.

– Ах, вы, мужичье! Пошли вон отсюда! – закричал граф. – Без вас это будет сделано!

Так и не удалось купцам побывать на обеде с государем, ими же оплаченном.

Со времен французской революции господин Бонасье чувствовал себя равным господину д'Артаньяну. В Российской империи Шереметевы, Нарышкины, Палены пренебрегали Морозовыми, Гучковыми и Рябушинскими. Мужик для них мужиком оставался навсегда.

Богатство Елисеевых вызывало при дворе иронию, смешанную, должно быть, с завистью. Когда фрейлины злословили о фаворитке Александра II Екатерине Долгорукой, которую государь поселил прямо в Зимнем дворце над покоями умиравшей императрицы, то говорили, что у нее вкус, как у мадам Елисеевой, то есть пошлый, склонный к вульгарной роскоши.

Отсюда непрочность русских купеческих династий; потомки пытались переменить участь, уйти из мира своих отцов и дедов. Среди купечества начало развиваться чинобесие – стремление во что бы то ни стало стать дворянами. Добивались этого обширными пожертвованиями и связями с нужными людьми.

Третье поколение Елисеевых уже было похоже скорее не на ловких ярославских торговых мужиков, а на петербургских чиновников. К торговле колониальными товарами добавилось руководство банками и страховыми компаниями, государственная служба, заседания в многочисленных важных комитетах.