Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн Страница 6

Корчмы и постоялые дворы в сельской местности, а также в местечках принадлежали в основном евреям-арендаторам, представляющим широкие общинные интересы. Пропинация — производство и продажа спиртного — считалась еврейской профессией par excellence. Преобладание евреев в виноделии обеспечивало высокую конкуренцию и низкие цены. Более того, в период между 1815 и 1825 гг. русские власти, всеми силами стремившиеся привлечь христианское население к этому рискованному занятию, но так и не сумевшие это сделать, нехотя предоставляли евреям привилегии на производство и продажу водки во внутренних губерниях империи. Проводимые Сенатом меры по ограничению нелегальной еврейской торговли за пределами черты свидетельствовали о настойчивых попытках еврейских купцов освоить новые рынки.

В это же время среди восточноевропейских евреев значительно ослабли идеологические разногласия и внутренние религиозные распри. К 1810-м годам резко враждебное отношение традиционного раввината к хасидам, восходящее ко второй половине XVIII в., сменилось более терпимым. Правительственные преследования хасидов, а также ограничения на передвижение хасидских лидеров (цадиков) по черте оседлости еще не стояли на повестке дня — первые развернулись в 1830-е годы (см. Ушицкое или Славутское дело), вторые были введены в середине 1860-х. В отличие от австрийских властей, которые вели необъявленную войну против хасидов на стороне еврейских просветителей, русские власти заняли терпимую позицию по отношению к хасидам, в законодательном порядке позволив им свободно отправлять религиозные обряды по своему особому ритуалу. Постепенно, как раз в 1800—1820-е годы, хасидский и миснагидский (misnagid, антихасидский) лагери проявили тенденцию к сближению. В Вильне, этом оплоте миснагидских выступлений против хасидов, уже в 1799 г. хасиды были избраны главами кагала. Одновременно некоторые авторитеты антихасидского лагеря, например Хаим из Воложина, глава крупнейшего в России ешибота, составлял хаскамот (раввинистические предисловия-одобрения) для хасидских книг.

Обосновавшись в нескольких разрозненных местечках Волыни и Подолии, хасидизм быстро распространился по всей Украине и двинулся на запад. Хасидские центры появились в Литве и Польше, причем Варшава могла похвастаться, что две трети ее еврейского населения принадлежали к той или иной ветви хасидизма. Хасидизм принципиально переосмыслил основные параметры иудейской религиозно-теологической доктрины. Новое понимание традиционных ценностей, ранее отодвинутое на периферию духовной жизни, внезапно оказалось в самом центре нарождающейся еврейской ортодоксии, завоевав симпатии подавляющего большинства еврейского населения России.

В 1810—1820-е годы еврейское просвещение (Хаскала, Haskalah) и его представители, маскилим (maskilim, berlinchikes), проповедники культурного сближения (или слияния) евреев с основным населением, не представляли ощутимой угрозы традиционному иудаизму черты оседлости. Несколько позже горстка маскилим основала несколько еврейских школ на окраинах черты или непосредственно у ее границ (Рига, Одесса, Броды и Тернополь), но они не имели практического влияния на еврейские общины самой черты. Единственная школа нового типа, основанная в 1822 г. в Умани, вскоре была закрыта из-за оказываемого на нее давления. «Просветительская» еврейская пресса, скажем газета «Dostregacz Nadwislianşki» Антония Эйзенбаума, выходила в Варшаве крохотными тиражами по-польски, в то время как ивритский «Minhat Bikurim» впервые появился в Вильне только в 1834 г. Многотиражные маскильские периодические издания на русском, идише и иврите возникли не раньше 1860-х годов, в послениколаевский период. Редкие сочинения русско-еврейских просветителей, написанные в 1820-е годы, такие как «Teudah be-Yisrael» Исаака Бер Левинзона, звучали гласом вопиющего в пустыне. Правительство пока еще не пыталось взять на вооружение маскильские идеи или опереться на лидеров восточноевропейского еврейского просвещения, чтобы радикально решить вопрос об интеграции евреев в русское общество. Поворот в политике правительства наметился только в конце 1830-х— начале 1840-х годов, когда, по слову Иммануэля Эткеса, «хаскала оказалась союзником николаевского режима, или, скажем иначе, инструментом его политики». Но до этого времени еврею приходилось тщательно скрывать, что он читает книги светского содержания.

Либеральная русско-еврейская историография рассматривала события религиозной жизни как проявление отсталости и забитости населения и потому прошла мимо важнейших событий культурной жизни русских евреев рассматриваемого периода. Между тем в последней четверти XVIII и в первую четверть XIX в. еврейское население западных губерний пережило мощный культурный подъем, выразившийся, кроме всего прочего, в открытии двадцати новых типографий, не подчиненных ни диктату государственной цензуры, ни контролю кагальных властей. По сравнению с едва ощутимой, явно неудовлетворительной деятельностью двух типографий, печатавших книги в Восточной Польше в XVIII в. (Вильна и Жолква/Лемберг), и двух других, дозволенных в период между 1835 и 1860 гг. (Вильна и Житомир), работа двадцати свободных типографий представляла собой существеннейшую часть социокультурного процесса, укрепившего роль еврейской традиции и особенно хасидских лидеров на всей территории черты (к слову, обе типографии, разрешенные правительством после 1835 г., отказывались публиковать сочинения маскильских авторов). Благодаря деятельности этих типографий, один миллион злотых, который ежегодно до 1787 г. польское еврейское население тратило на книги, ввозимые в Польшу из Западной Европы, оставался в черте оседлости. Первое полное издание Талмуда, осуществленное братьями Шапиро в Славутской типографии, мгновенно разошлось и через несколько лет после разгона типографии превратилось в символ старого доброго дониколаевского времени. Квазиутопическая восточноевропейская еврейская цивилизация, о которой ностальгически вздыхал этнограф Марк Зборовский, вряд ли была реальностью XVIII или второй половины XIX в., времен Николая I или Александра II, но она вполне могла существовать в 1810—1820-е годы.

Таким образом, несмотря на жалобы кагальных властей, положение евреев России в последнее десятилетие правления Александра I было не только удовлетворительным — оно было привлекательным, как экономически, так и духовно. Именно в этот период сотни русских православных семей Тульской, Орловской, Саратовской и Воронежской губерний, живших за пределами черты оседлости и не имевших никаких контактов ни с еврейскими миссионерами (если таковые вообще существовали где-либо в XIX в.), ни с еврейским населением, приняли иудаизм, нарекли себя сектой геров (от древнееврейского «гер» — «прозелит», обращенный в иудаизм), в то время как другая часть — также несколько сотен семей — присоединилась к секте субботников. В то же время западные и юго-восточные губернии переживали значительный наплыв еврейских иммигрантов из Австрии и Турции, «во множестве», как говорилось в сенатских документах, прибегавших ко всевозможным хитростям, чтобы поселиться в Новороссии и получить официальное разрешение на ведение торговли. (Тем самым они спровоцировали распоряжение правительства, запрещающее иностранцам еврейского происхождения «водворяться на жительство» в России.)