Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - Хелен Раппапорт Страница 6

Состоявшаяся в ноябре 1894 года свадьба Николая и Аликс (которая приняла новое русское православное имя Александра Федоровна) создала новый семейный союз между августейшими домами России, Германии и Великобритании. Благодаря этому в течение следующих пятнадцати лет российская царская семья, включая родившихся в ней пятерых детей – Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию и Алексея, – регулярно ездила в гости к своим родственникам в Европе. Больше всего они любили ездить в родное великое герцогство Александры – Гессен и обычно останавливались в Новом дворце в городе Дармштадт, где она, принцесса правящего дома, родилась в 1872 году. Визиты сюда семьи Романовых были такими регулярными, что в конце 1890-х годов здесь на деньги Николая была построена православная часовня для Александры, которая так же ревностно относилась к своей новой православной вере, как раньше к лютеранской.

Но больше всего в Гессене семья Романовых любила уединенный летний охотничий дом Эрни, известный как замок Вольфгартен, куда отец Александры Людвиг часто уезжал после безвременной кончины ее матери, принцессы Алисы, в 1878 году. Находящийся неподалеку от столицы великого герцогства, этот скромный кирпичный дом стоял в прекрасном густом буковом лесу, и его окружали благоухающий розарий с искусно украшенным фонтаном и фруктовые сады. Здесь Романовы с удовольствием встречались с сестрами Александры – Иреной, вышедшей замуж за принца Генриха Прусского, и Викторией, состоящей в браке с принцем Людвигом фон Баттенбергом и теперь постоянно проживающей вместе с ним в Англии. Порой туда наведывалась из России и Элла, в православии звавшаяся Елизаветой Федоровной. Эти периоды беззаботного семейного отдыха нередко длились по несколько недель и включали в себя многие счастливые часы, когда родственники катались верхом, играли в теннис, устраивали пикники, музицировали и пели. Их раскованное настроение резко отличалось от той напряженной атмосферы, которая всякий раз воцарялась на семейных сборищах, когда их посещал Вильгельм.

Как и большинство их европейских царственных родственников, Гессен-Дармштадтские и Романовы находили Вильгельма несносным и часто просто демонстративно избегали его; многие из них его просто презирали. Вильгельм обладал – как как-то заметил глава Российской императорской придворной канцелярии граф Мосолов – «особым даром выводить из равновесия всех, кто к нему приближался». Николай терпеть не мог заносчивости Вильгельма и всегда старался держать его на расстоянии, как и его отец Александр III ранее. Александра тоже всегда испытывала «инстинктивную антипатию» к своему двоюродному брату и часто делала вид, что у нее «болит голова», когда на обед или ужин должен был явиться Вильгельм. О своем кузене она отзывалась уничтожающе: «Он комедиант, выдающийся клоун, насквозь фальшивый», – сказала она как-то одной из своих приближенных8.

Английский двоюродный брат Николая Георг, ставший принцем Уэльским после смерти старой королевы в 1901 году, и его жена, наполовину немка Мария, ладили с Вильгельмом несколько лучше. Хотя в частных высказываниях Мария замечала, что сумасбродное поведение Вильгельма «делает из особ королевской крови посмешище», она и ее супруг относились к его странностям более терпимо. Частично это объяснялось памятью о тесных связях с Пруссией, за которые ратовал дедушка Георга, принц Альберт, когда он был еще жив и когда старшая дочь его и королевы Виктории Вики вышла замуж за отца Вильгельма, кронпринца и будущего императора Германии Фридриха9.

Какое-то время два королевских дома связывала «глубокая династическая приверженность» ко всему немецкому, основанная на более чем столетнем правлении в Великобритании Ганноверской династии, которое предшествовало восшествию на престол Виктории10. Подтверждением этого служат слова родственницы королевы, Марии фон Баттенберг, дочери принца Гессен-Дармштадтского Александра, которая заметила, что «никогда не чувствовала себя более немкой», чем в обществе Виктории. Пока королева была жива, «считалось само собой разумеющимся, что в ее семье часто и свободно говорят по-немецки»11. Но после смерти Виктории Вильгельму пришлось прилагать огромные усилия, пытаясь добиться расположения своего дяди Берти, ставшего королем Эдуардом. Однако задиристый и воинственный нрав Вильгельма отнюдь не способствовали союзу с Великобританией, мечту о котором так долго лелеяли его отец и мать. Агрессивный колониальный экспансионизм Вильгельма восстановил против него британцев еще больше, и к концу века атмосфера, царившая в дипломатических и политических отношениях между двумя странами, была холодной. В годы царствования Эдуарда VII всякий раз, когда этот король должен был встретиться со своим племянником кайзером, «в воздухе неизменно чувствовалось дыхание далекой грозы»12.

А вот датская королевская семья, по мнению королевы Виктории, напротив, всегда оставалась «примечательным исключением» на фоне разлада между столь многими ее европейскими родственниками13. У членов этой семьи сложились самые теплые отношения с их британскими и русскими родственниками благодаря бракам двух датских принцесс, одна из которых, Александра, в 1863 году вышла замуж за Берти, а другая, Дагмар, в 1866 году сочеталась браком с будущим российским императором Александром III. Будучи молодыми родителями, Николай и Александра совершили несколько неофициальных летних поездок во Фреденсборг к датскому королю Кристиану IX и его жене королеве Луизе, которых они называли соответственно «апапа» и «амама». Именно там окрепла дружба между двумя двоюродными братьями – сыном Дагмар цесаревичем Николаем и сыном Александры принцем Уэльским Георгом. В самом деле, еще в 1883 году сестра Георга, Мод, впервые обратила серьезное внимание на пятнадцатилетнего «милого маленького Ники». Как и все остальные, она заметила его чувства к Аликс Гессен-Дармштадской, и дразнила его тем, что предмет его обожания выше него самого. Однако, когда Ники и Мод увидели вместе в 1893 году в Лондоне на свадьбе принца Георга с принцессой Марией Текской, отец жениха (тогда все еще носивший титул принца Уэльского) поинтересовался у своей тещи королевы Луизы, есть ли надежда поженить Ники и Мод. Но датская королева сочла это неудачной идеей; по ее мнению, Мод была «очень милой, но чересчур своенравной»14.

Так что идеи династических союзов занимали в мыслях будущего короля Эдуарда VII место не меньшее, чем в мыслях кайзера, правда, для последнего матримониальные планы были всего лишь частью грандиозного замысла создания нового Zollverein – могущественного континентального союза между Германией, Россией и Францией [3]. Склоняя Аликс Гессен-Дармштадтскую к браку с наследником российского престола, кайзер преследовал именно эти цели.

Возможно, в своих невероятных фантазиях, порожденных присущим ему живым воображением, Вильгельм видел себя новым Фридрихом Великим – ведь этот прусский король некогда поспособствовал браку своей дальней германской родственницы принцессы Софии Ангальт-Цербстской с российским цесаревичем, а стало быть, и ее последующему восшествию на российский престол, на котором она прославилась под именем Екатерины Великой. Но царица Александра никогда, ни в малейшей степени не продемонстрирует широты взглядов, размаха и энергии, свойственных императрице Екатерине. Скорее она, наоборот, унаследовала от своей матери Алисы приверженность прозаичным домашним викторианским ценностям – понятиям о долге, морали и служении семье, подавая родительский пример детям. Но в одном вопросе Александра позднее продемонстрирует такой же инстинкт, какой был присущ Вильгельму, – несокрушимую веру в абсолютистскую, самодержавную власть.