Первая мировая война. Краткая история - Норман Стоун Страница 6

Британская экономика почти на пятьдесят процентов, а германская — на треть зависели от внешней торговли, в значительной мере со странами Европейского континента. Разрыв торговых связей угрожал безработицей и банкротством компаний и предприятий. Другой правительственный министр (ушел в отставку) предупреждал: обострение социальных проблем из-за кризиса в торговле приведет к беспорядкам, аналогичным революции 1848 года, когда спокойствие в Европе нарушили массовые бунты в городах. Банкиры, сэр Фредерик Шустер из банка Англии, например, убеждали всех: войну надо закончить за полгода. Сами же генералы считали: у них есть все необходимое на длительное время — и миллионы людей, и продовольствие, и обмундирование, фураж, вооружения, транспортные средства. Но банкиры оставались при своем мнении. Кто и как оплатит войну? Британцы и французы не испытывали недостатка в финансах, чего нельзя было сказать о Германии: у федеративного государства имелось множество самых разных затрат. Венгерский министр финансов барон Телески, когда его спросили, как долго он сумеет оплачивать войну, сказал: три недели. Золотые запасы иссякнут (в 1914 году еще в ходу были золотые монеты), начнется массовый выпуск бумажных денег, а это значит: инфляция, все больше и больше грязных, замусоленных банкнот, быстро теряющих свою стоимость. В результате — обострение социальных проблем, бедные станут еще беднее, начнется голод. Именно это и произошло в России, где в 1917 году вспыхнула большевистская революция, и чуть не случилось в Италии, где инфляция подскочила до семисот процентов. Банкиры не ошибались в своих расчетах.

Так или иначе, армии уходили на войну ослепленные иллюзиями: все закончится быстро, «к Рождеству будем дома». Когда верховное главнокомандование России — Ставка — запросило новые пишущие машинки, ей ответили: война будет недолгой, нет нужды в лишних расходах, обойдетесь старыми машинками. Генералы обещали женам слать письма каждый день, и скоро им не о чем стало писать. Австро-венгерский командующий (писавший чужой жене) спал на железной койке; русское главнокомандование устраивало ежедневные религиозные службы и отреклось от водки, если, конечно, не было иностранных гостей. К ноябрю возникла большая потребность в присутствии иностранцев, и русский хор пел «Князя Игоря». Общей для всех стран была иллюзия скоротечной войны. Отсюда — расчет на быстрое, мощное наступление, безоглядное использование всех средств, которые следовало бы приберечь с прицелом на будущее. Заблуждались военные стратеги и в своих надеждах на крепости, артиллерию, конницу.

Северная Франция и Бельгия были испещрены крепостями, стратегически стоявшими над реками, служившими естественными препятствиями для любого агрессора. Особенно много их располагалось по берегам протяженной, извилистой франко-германской реки Мёз (Маас); названия крепостей то и дело мелькают в истории войн, начиная со Средних веков: Льеж, Намюр, Мобеж, Динан, Верден, Туль, Антверпен. Они имели мощные укрепления и тысячи пушек. В восьмидесятых годах девятнадцатого века их модернизировали, придерживаясь основополагающего правила: главную цитадель должно окружать кольцо фортов, защищающих крепость от вражеской артиллерии. В девяностых годах пушки стали стрелять дальше, а снаряды потяжелели. Надо было сооружать еще больше фортов и более сложные и мощные укрепления из бетона. К 1914 году состязание в мощности выиграли пушки. Тяжелые гаубицы могли выпускать снаряды на расстоянии десять миль, а крепости превратились в главную мишень и одновременно в западню для своих защитников, которые были в большей безопасности, когда находились в невидимых для противника траншеях, вырытых за стенами фортов. Земля нейтрализует взрывы лучше, чем бетон, даже самый прочный. Не случайно уже в первый год войны, не выдержав штурма, пали все крепости. Льеж, на границе Германии и Бельгии, продержался всего два дня.

Аналогичная, хотя и менее драматичная ситуация сложилась и с кавалерией. Во время Крымской войны бригада легкой кавалерии атаковала русские батареи, но сумела к ним лишь подобраться. В 1914 году и это стало невозможным. Пехотинцы могли поразить из винтовок и всадников, и коней на расстоянии одной мили, а артиллерист — на расстоянии трех миль. Однако на территории, не занятой противником, конница еще приносила пользу. По крайней мере она могла обнаружить вражеские позиции, в этом отношении кавалерия была незаменима. Двигатель внутреннего сгорания был еще несовершенен; почти все из пятидесяти немецких грузовиков поломались в горных Арденнах. Однако лошадям каждый день необходимо давать по десять килограммов фуража, и это ложилось тяжелым бременем на линии обеспечения в ущерб снабжению пехоты. Война на Западе начиналась с сапог, седел и горнов, впереди шли французские драгуны и немецкие уланы. Австро-венгры использовали седла, приспособленные для комфортной верховой езды. В жару эти седла натирали спины бедным животным, реквизированным у крестьян, и драгуны возвращались из первого рейда на территорию русских, ведя коней за узду. Русской кавалерии, прорвавшейся в Восточной Пруссии, пришлось отойти из-за нехватки фуража. Почтенный Хан Нахичеванский, один из доблестных татарских всадников царя [3] (татарскую конницу царь особенно благодарил за подавление революционного мятежа в Одессе в 1905 году), не мог сесть на коня из-за геморроя.

Войны, запомнившиеся европейцам, были непродолжительными — особенно франко-прусская война 1870 года, — и их мало интересовала гражданская война в Америке, которая действительно была долгой и кровопролитной. Поэтому ни одна из держав не боялась атаковать первой. Но начали войну немцы. Они действовали по плану Шлиффена: мощное наступление на Западе через Бельгию. Правое крыло германских войск должно продвигаться на северо-запад от Парижа, в это время французы сосредоточились на своей основательно укрепленной восточной границе и, не исключено, собирались вторгнуться в южную Германию. Французы окажутся в ловушке, рассчитывал Шлиффен, но и предупреждал (в 1905 году): его план осуществим только в том случае, если армия будет значительно больше, чем тогда. В 1914 году Германия выставила миллион семьсот тысяч человек, Франция — два миллиона, добавив к этому числу сто тысяч британцев и бельгийцев. В целом немцы лучше подготовились к войне. Когда проводится всеобщий призыв в армию, то новобранцы проедают и изнашивают основную часть военного бюджета и немного денег остается для обучения профессиональных солдат — сержантов или унтер-офицеров — и приобретения сложной техники. Французы прибегли к всеобщей воинской повинности как средству возбуждения национального патриотизма. Почти половину населения составляли крестьяне, не умевшие правильно говорить по-французски. В армию брали всех, включая монахов.

В Германии больше внимания уделялось обучению и оснащению войск. Немецкие генералы не хотели раздувать их численность и на место офицеров ставить людей, которые «размывали» бы воинские доблести Пруссии. Немцы меньше тратились на рекрутов; у них было втрое больше унтер-офицеров, чем сержантов у французов, и неизмеримо больше, чем в России, где унтер-офицеры немногим отличались от нижних чинов. Французам недоставало тяжелой артиллерии, какая наличествовала в Германии; их тяжелая артиллерия находилась в крепостях. Им недоставало и двух других видов вооружений, имевшихся у немцев. У французов не было легких минометов, способных выбрасывать снаряды по навесной траектории (45 градусов) и таким образом поражать цели за укреплениями и даже в лесу, чего не мог сделать настильный огонь (16 градусов). Французы не имели даже лопаток, называвшихся по-военному шанцевым инструментом. Трудно обнаружить на расстоянии солдата, окопавшегося в земле: он практически неуязвим, опасность грозит ему лишь во время массированного артобстрела. У немцев были лопаты, у французов — нет. Почему? Ответить на этот занимательный вопрос можно, наверное, таким образом. Немцы, готовившие меньше солдат, берегли их и не хотели, чтобы они поддавались панике. Французы, следуя традициям революционных войн, имевших место сто лет назад, шли в бой большими построениями, напоминавшими революционные колонны, и несли даже больше потерь, нежели в линейных порядках восемнадцатого века. Французских солдат по-прежнему одевали в яркие красные и синие цвета, а другие армии давно уже перешли на тусклые тона; даже шотландцы носили килты цвета хаки.