Лисянский - Иван Фирсов Страница 60

Каждый раз бывая на берегу, Лисянский восхищался богатой тропической растительностью, диковинными животными, птицами. Однажды матросы принесли на корабль маленького аллигатора…

Располагали к себе и островитяне. Нукагивцы выгодно отличались ростом, красотой и правильностью черт лица. Мужчины — высокие и атлетически сложенные, женщины — невысокого роста, но стройные, с приятными чертами лица. Общаясь с жителями острова, Юрий Федорович все больше убеждался в их доброжелательности. «Островитяне обходились с нами, как со старинными своими знакомыми или друзьями. Они весьма честно меняли свои плоды и другие редкости и были так вежливы, что каждый из них, желая возвратиться на берег, просил даже у меня на то позволения». Ему нравились опрятные жилища островитян, удивляло их трудолюбие на полях и особенно выделка ими тканей из коры хлебного дерева и бумажной шелковицы.

В жизни островитян подметил он то, чего прежде него не замечали. Об этом он записал в дневнике: «Хотя прежние путешественники и заключали, что здешние женщины не имеют ни к кому супружеской обязанности, однако же, заключение это неверно. Супружество на этих островах соблюдается так же, как и в Европе, а если и есть какая-либо разница, то разве в самых маловажных обстоятельствах». Он постепенно проникался уважением к ним, старался понять не только мирскую, но и духовную жизнь. «Судя по тому, что у нукагивцев есть жрецы, они должны иметь и веру, но установленных обрядов богослужения также нет», — заметил он.

Особое удовлетворение принесла ему богатая коллекция разных вещей. В каюте на столе стояла будто выточенная на токарном станке чашка из скорлупы кокосового ореха. Рядом лежали собранные им каменный топор и музыкальная раковина, палица и булава, перламутровая удочка с леской, веер и серьги из раковин.

Вчера он засиделся до поздней ночи, записывал новые последние слова и фразы островитян. У него получился своеобразный словарь — больше сотни слов и выражений…

Лисянский также заметил, что, несмотря на огромное удаление острова Пасхи и Маркизовы островов от Гавайев, язык населяющих их жителей оказался родственным по своим коренным частям обиходных слов. Привлекли его внимание лодки островитян, продолговатые и узкие. «Дно их выдалбливается из цельного дерева, к которому потом нашиваются бока. Нос прямой, как у галеры. По нему весьма удобно выходить на берег. На корме горбылем выводится довольно длинное дерево, в конце которого проходит шкот треугольного паруса из тонкой рогожи».

В темноте скрылись очертания Нукагивы. Поднятые на борт шлюпки закрепили по-походному, и шлюп лег в дрейф в ожидании рассвета…

Только на следующее утро «Надежда» вышла из бухты, и шлюпы взяли курс на Сандвичевы острова, которые называли иногда Гавайскими.

* * *

Заканчивался последний весенний месяц, и с каждым днем улучшалась погода. На смену частым шквалам с дождем пришли ясные солнечные дни, ветры стали ровными, океан постепенно утихомирился. В день пересечения экватора матросы поймали акулу. Мясо понравилось всему экипажу. Командир имел несколько иное мнение: «Нельзя сказать, чтобы ее мясо было совсем противным, так как оно понравилось всем матросам и офицерам, только я один считал его хуже мяса дельфина».

Утром 8 июня на северо-западе показался один из Сандвичевых островов — Овиги. В полдень шлюп приблизился к берегу, и мгновенно его окружили шесть лодок с островитянами. Первый же из них, едва взобравшись на палубу, проговорил «гау-ду-ю-ду» и стал хватать всех за руку, изображая рукопожатие.

— Видимо, на острове побывали, а может быть, и живут англичане, — заметил Повалишин, — посмотрим, однако, чем они нас полакомят.

Прибывшие отличались от стройных нукагивцев. Ростом меньше, телосложения несоразмерного, кожа темнее и покрыта странными пятнами, видимо от какой-то болезни. К огорчению моряков, гости приехали без съестного, предлагали куски ткани и безделушки.

Вечером погода ухудшилась, и шлюпы отошли от берега. На другой день к «Надежде» пристали две лодки, в одной из них хрюкала свинья, но за нее разборчивые туземцы требовали сукно, которого не оказалось, и торги не состоялись.

В полдень 10 июня ветер стих, шлюпы сблизились и легли в дрейф. Еще накануне Крузенштерн сообщил, что он решил не задерживаться на островах Сандвича — надо к середине июля быть на Камчатке, чтобы успеть до наступления муссонов прийти к Нагасаки с посольской миссией.

К вечеру подул попутный для «Надежды» восточный ветер. На «Неве» подняли сигнальные флаги с пожеланием «благополучного вояжу и при поднятии на обеих кораблях флагов салютовано было с обеих по 11-ти выстрелов из пушек», — записал в дневнике Коробицын.

Распростившись с «Надеждой», «Нева» на следующее утро подошла к острову Овиги и легла в дрейф у входа в бухту Карекекуа. К шлюпу подошла лодка, на борт поднялся англичанин Люис Джонсон.

— Возможно ли получить на острове съедобное без риска? — спросил Лисянский.

— Здешний король, сэр, — пояснил Джонсон, — сейчас в отъезде, готовится к войне против острова Отувая. Вместо него правит мистер Юнг, мой соотечественник. Живет он в нескольких милях от берега. Как только мы сообщим, он явится к вам с визитом. Но без него туземцы не имеют права продавать товары.

Джонсон уехал, и следом появились три лодки, привезли для обмена двух поросят и ткани местного изготовления.

«Нева» обошла южный мыс, вошла в бухту и отдала якорь.

— Вам не кажется странным, Юрий Федорович, на берегу множество хижин, но не видно людей? — спросил Повалишин, осматривая бухту в подзорную трубу.

— Видимо, действует табу, — ответил командир.

— Я вычитывал у Кука об этом обычае местных жителей, — произнес стоявший у борта Гедеон. После посещения Пасхи он частенько в хорошую погоду с разрешения капитана находился на шканцах. Прислушивался к подаваемым командам вахтенными офицерами, присматривался к их исполнителям. Ему предстояло нести слово Божье в Русской Америке. Среди тамошних жителей было немало морских служителей. Почти все свободное время он проводил теперь на палубе или читал книги, взятые у Лисянского. В свою очередь капитан узнал о том, что Гедеон давно, еще в Петербурге, читал записки Лаперуза в подлиннике, без перевода.

Командир и Гедеон оказались правы. Едва солнце скрылось в океане, берег ожил. Многие жители отправились вплавь к шлюпу. Приблизившись, они вскидывали задорно руки и громко кричали. Команда высыпала на палубу, и матросы с удивлением увидели плескавшихся вокруг шлюпа обнаженных женщин. Десятки их окружили «Неву» с явным намерением взобраться на борт и стать «живым» товаром.

— На шлюп никого не пускать, убрать все трапы и концы на палубу, — распорядился Лисянский, — поставить вахтенных на баке и корме. Чтобы ни одна из этих жриц, не дай бог, не забралась на шлюп.

За ужином в кают-компании зашел разговор о коварстве местных жителей, подмеченном Куком, что привело в конце концов к его гибели.

— В происшедшем тогда печальном событии трудно судить, кто более виноват, сами британцы или туземцы, — высказался Берх.