Клеопатра - Карин Эссекс Страница 61

Прошло много времени — или совсем мало? — и Клеопатра вновь начала осознавать окружающее, слышать голоса вакханок, выкрикивающих имя бога. Голоса эти звучали невнятно, словно доносились из глубокого тоннеля. Звук превратился в песню, а затем снова стал чистым звуком, не словом и не именем, но просто гулом, который набирал силу, смешиваясь с эхом, отраженным от стен пещеры, и с блеянием козла. Клеопатра присоединилась к хору, вновь и вновь повторяющему имя бога. Голос царевны слился с бушующим вокруг вихрем, и она сделалась одной из многих, уже не царевной, запертой внутри себя, а лишь нотой в общем опьяняющем шуме.

— Его имя — это Слово.

Жрица заставила посвящаемых повторять эту фразу снова и снова. Клеопатра двигалась вместе со всеми вокруг жертвенного огня, вокруг блеющего козла, пока гул не сделался движением. Но она ничего не чувствовала. Она услышала пронзительный предсмертный крик животного и затем увидела, как брызнула кровь. Кто-то толкнул Клеопатру сзади, ее шатнуло вперед, и теплый поток жизненной влаги обагрил ее ступни. Чьи-то ладони оставляли алые пятна на ее одежде, на ее лице. Клеопатра закричала и продолжала кричать, размазывая кровь по телу.

Затем она бежала. Над нею больше не нависал свод пещеры — вокруг была лишь бесконечная ночь. Она бежала вместе с женщинами, и позади каждой из бегуний стелились по воздуху распущенные волосы — словно мантия. А вместо дорогих притираний и румян лица их покрывала кровь козла. Влажная трава обжигала босые ноги, заставляя обнаженную кожу икр покрываться мурашками. Когда трава под ногами сменилась песком, женщины стали оскальзываться и замедлили бег. Внезапно холодная морская вода коснулась лодыжек Клеопатры, ее колен, шеи, пока наконец девушка не окунулась в море с головой, борясь с набегающими волнами и пытаясь выплыть туда, где металось пламя факелов, которые женщины держали высоко над водой. И смех. Так много смеха. Теперь он уже не отражался от стен пещеры, а рассыпался и уносился вдаль вместе с легким морским ветерком, словно полный страсти призыв.

Морское дно под ногами Клеопатры внезапно куда-то исчезло, желудок подкатил к горлу и дыхание пресеклось, когда она вдруг оказалась вознесена на крепкое влажное плечо. Ей почудилось, что она сейчас переломится надвое в поясе, и она брыкнула ногами, едва не сверзившись в воду головой вниз. Пленитель отклонился назад, и они оба рухнули в море. Клеопатра, испуганная, попыталась ускользнуть, но он схватил ее сзади и вынес из воды, словно ребенка. Девушка не знала, бороться ей или нет. Она хотела оттолкнуть его, но ведь если она сделает это, то не познает бога и не познает мужчину. Царевна покорилась сильным рукам и закрыла глаза, слизывая соленую воду, которая струилась с пряди волос, упавшей ей на лицо.

Затем она оказалась на земле, ощущая спиной колючую траву. Клеопатра открыла глаза, но кругом было темно. Они ушли от берега в уединенное местечко за храмом Артемиды. Пленитель ее был лишь темной фигурой, призраком, стоящим рядом с нею на коленях. Потом он выпрямился во весь рост и посмотрел на нее сверху вниз. Лунный свет озарил жутковатую раскрашенную маску, скрывавшую его лицо. Уголки гигантских пурпурных губ смотрели вниз — это была маска недовольного бога. Тело мужчины было стройным и мускулистым, но безволосым. Атлет, подумала Клеопатра. Быть может, она уже видела его на играх? Знает ли он, кто она такая? Она снова закрыла глаза и услышала звук рвущейся ткани — мужчина разодрал на ней одеяние.

— Ты же еще совсем ребенок, — произнес он.

Голос был молодым, а не густым и низким, как у более зрелых мужчин — у отца или у родичей. Или у Архимеда. Он был немногим старше ее самой. Но он уже миновал границу юности и стал мужчиной — его мужское естество было напряжено и выдавалось вперед, подобно копью.

Он и вошел в нее, словно ударил копьем, раня, затрагивая то место в глубине, до которого прежде не дотрагивался никто. Клеопатра посмотрела ему прямо в глаза. Это был единственный способ перетерпеть боль. Осязание вернулось к девушке, но теперь она желала снова впасть в прежнее онемение. Она продолжала смотреть ему в глаза, гипнотизируя и себя и его, в то время как он двигался, изгибаясь и толкаясь. Он тоже не сводил с нее глаз; оба не знали ничего лучше, кроме как честно сыграть свою роль до конца. Он вновь ранил ее грубым вторжением мужской плоти, так что она выкрикнула имя бога. Мужчина, казалось, был испуган и огорчен, но тоже принялся выкрикивать имя бога, пока Клеопатра наконец не осознала, что не просто повторяет слово, но задает ритм движений. Она оставила всякое сопротивление и сомкнула ноги вокруг его обнаженных ягодиц. Теперь не было ничего, кроме этого. В мире не осталось ничего, кроме движения, боли и ритма. Хватая ртом воздух, давясь божественным именем, Клеопатра чувствовала запах мокрого венка из плюща, запах влажного соленого юношеского тела и странный мускусный аромат, исходящий от нее самой.

Но затем — длилось ли слияние несколько мгновений или несколько часов? — он вдруг захлебнулся воздухом и начал двигаться быстрее, проникая в нее все глубже. Клеопатра следовала его ритму, повинуясь властным движениям внутри собственного тела. Неожиданно он издал громкое фырканье, а затем долгий выдох. Глаза его закатились, как будто он вот-вот должен был умереть. Тело его выгнулось дугой, он снова вздохнул и рухнул на девушку. Она выкрикнула имя бога, яростно пытаясь выбраться из-под навалившейся на нее тяжести. Клеопатра лягалась и кричала, призывая бога, зовя свою рабыню, выкрикивая имена Мохамы и Хармионы. Ничего. Царевна подумала: уж не умер ли этот юнец прямо на ней, перетрудившись в служении богу.

А затем потеряла сознание.

На следующее утро, почти на рассвете, Клеопатра очнулась. Ее нес на руках раб Хармионы, высокий молчаливый нумидиец, который разговаривал только со своей хозяйкой на ломаном греческом наречии. Тело царевны было покрыто кровью и грязью, голова кружилась, и она снова уронила ее на согнутую руку раба. Усилием воли Клеопатра попыталась остановить водоворот, несущийся перед глазами, но все в голове продолжало вращаться в прежнем ритме.

Настал отлив, и прибрежная полоса была покрыта морским илом. Посвященные лежали на берегу, их нагие тела были обвиты водорослями, словно морские нимфы пришли ночью, чтобы прикрыть их этим странным покрывалом.

Партнер Клеопатры исчез. Она так никогда и не узнала, кто же это был.

Без единого слова Хармиона сняла с девушки остатки изорванной хламиды и принялась бережно смывать с ее тела песок, корой запекшийся на крови и других выделениях, исторгнутых ночным экстазом. Затем она уложила Клеопатру в постель, укрыла простынями и сказала:

— Теперь царевна стала женщиной.

Больше они об этом никогда не говорили.

* * *

От Аммония, пребывающего в городе Риме

Птолемею XII Авлету

Надеюсь, это письмо найдет тебя в добром здравии и радости в Эфесе, и хвала богам, что ты не в Риме. За последние месяцы насилие здесь превзошло все пределы. Помпей устал быть жертвой разбойничьей тактики Клодия и сам собрал шайку под предводительством Милона. На этой неделе они ворвались на Форум, и Квинт, брат Цицерона, едва не погиб в стычке. Он прятался под трупами двух убитых рабов до тех пор, пока все не успокоилось. Уборщики до сих пор смывают кровь.