Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин Страница 61

«Ненадежное» финансовое положение Генри наводит на размышления о том, куда же делось состояние его жены. От него оставалось достаточно, чтобы, как и раньше, позволять себе дорогую столичную жизнь с экипажем и французским поваром месье Алаваном в их доме на Аппер-Беркли-стрит, ведущей к Портмен-скверу. Генри также нужны были хорошие места для его контор: первую он открыл в Сент-Джеймсе, а вторую — в Олбани. Он мог позволить себе достаточно часто посещать Годмершем. Собственно, там он и находился, когда получил известие о смерти отца, туда же он вернулся в мае и июне, затем — ненадолго — в августе и на целый месяц в конце года. По-видимому, банковская рутина обременяла его не так уж сильно. Без сомнения, он считал, что его дела больше зависят от хороших связей с богатыми людьми, готовыми платить высокие процентные ставки по займам, чем от ежедневной бухгалтерии. Он был по-своему прав, да и в любом случае банковский бизнес отличался немалым риском.

Бывшая няня Гастингса, мадам Бижон, была слишком привязана к их семейству, чтобы оставить службу после смерти своего подопечного. 7 июня 1805 года ее дочь Мари-Маргарита венчалась в католическом соборе на Кинг-стрит, неподалеку от хозяйского дома. Генри был в Годмершеме, но Элиза, надо думать, дала свое благословение. Жениху Пьеру Фрайте Перигору, солдату из Перигора, на юго-западе Франции (французы часто называли себя по тому месту, откуда были родом), было тридцать пять, а невесте — тридцать, как и Джейн Остин. Новоиспеченный муж исчез сразу после свадьбы, а бездетная мадам Перигор, как она отныне себя называла, осталась при матери — и при Генри с Элизой.

В июне того же года Джейн с матерью и сестрой отправились из Бата в Годмершем, где уже гостил Генри. По пути они остановились в Стивентоне, чтобы захватить с собой Анну. Мэри только что родила второго ребенка, дочь Каролину, и была очень занята — это поколение малышей никто не отдавал ни нянькам, ни кормилицам. Мэри не меньше девяти месяцев кормила Каролину грудью.

В Кенте юные кузины, Фанни и Анна, чудесно проводили время вместе: прихватив корзинки с сыром и хлебом, уходили парк, где нашли для себя местечко в этаком «готическом» духе, и там читали романы. Дневник Фанни свидетельствует также, что их бабушка и тетки играли с ними «в школу», а еще устраивали театральные представления. Тогда-то Джейн и подружилась с гувернанткой Энн Шарп, также принимавшей участие в этом маленьком домашнем театре.

Ср. 26 июня. Тетушки и бабуля играли с нами в школу. Тетя К. была миссис Тичем, гувернанткой, тетя Джейн — мисс Попем, учительницей, тетя Гарриет — горничной Салли, мисс Шарп — учителем танцев, аптекарем и сержантом, бабушка — Бетти Джонс, пирожницей, а мама — служанкой при купальне. Они все оделись как надо, и мы провели дивный день. После десерта мы играли пьесу «Вознагражденная добродетель». Анна была герцогиней Сент-Олбанс, я — Прекрасной сиреной, а Фанни Кейдж — пастушкой Флорой. Вечером нам дали плошку взбитых сливок.

В августе они поставили «Испорченное дитя» — один из главных «хитов» того времени на лондонской сцене, в котором в главной роли «маленького Пикля» год за годом блистала миссис Джордан [147]. Возможно, еще одна роль для мисс Шарп, которая, как мы видим, ничего не имела против мужских персонажей. Было много танцев и веселья. Однажды вечером Джейн и Элизабет отправились на бал в Кентербери, где должны были встретиться с Генри.

Фанни, конечно, ничего не пишет в своем дневнике о передвижениях войск в Кенте, вызванных новой угрозой вторжения. Это больше беспокоило ее отца и его приятелей-землевладельцев, которые боялись, что солдаты вспугнут дичь. Непонятно, что их пугало сильнее — французская оккупация или нехватка фазанов в лесах. К счастью, этому испытанию они не подверглись. Это была последняя угроза со стороны французов, в конце августа Наполеон свернул Булонский лагерь и решил попытать полководческого счастья в других местах. Эдвард отвез Фанни в Лондон, к Генри и Элизе, где она побывала на театральном вечере и повстречалась с лордом Чарльзом Спенсером на ужине в Олбани. Затем отец с дочерью вернулись в Кент, и все семейство, включая миссис Остин, Джейн и Кассандру, отправилось в Уортинг. Вот такую насыщенную, оживленную и шикарную жизнь вели обитатели Годмершема.

«Полагаю, семи лет достаточно, чтобы изменилась каждая клеточка кожи и каждая мысль в чьей бы то ни было голове», — писала Джейн сестре в том году, размышляя над драмами и потрясениями, что выпали на их долю. Не было нужды говорить, что в эти семь лет они потеряли дом и отца. У Джейн не оставалось никаких брачных перспектив и почти никаких надежд напечатать свои произведения. Не имея ни гроша за душой, она всецело зависела от братьев и должна была принять любые их планы по устройству ее жизни. Но все это не то, о чем пишут в письмах. О таком по возможности стараются вообще не думать.

«Удача вряд ли улыбнется каждому из нас… Но счастье, выпавшее одному, вполне может радовать всех остальных». Эти слова произносит героиня писательницы, Эмма Уотсон, пытаясь делать хорошую мину при плохой игре. Джейн Остин, возможно, хотелось убедить себя в их справедливости или, во всяком случае, поразмыслить на эту тему. Порой семья — источник поддержки, где везучие родственники делятся удачей с остальными, но в плохие времена она может превратиться в западню, из которой хочется вырваться. К такому выводу приходит Эмма Уотсон, к нему пришла и сама Джейн в годы, последовавшие за отцовской смертью. Какое бы счастье ни выпадало братьям Остин, они не спешили делиться им с сестрами.

Вот Джеймс. Ему перешел отцовский приход, и он удобно устроился в Стивентоне вместе с Мэри и тремя детьми, малышом Джеймсом Эдвардом, крошкой Каролиной и Анной, умненькой, чувствительной и страдающей от ощущения, что ею пренебрегает не только мачеха, но и отец. Больше детей у них не было. Джеймс посвящал свое время исполнению церковных обязанностей, охоте (он и сына с малолетства приучил к ней и купил ему пони) и тихому кругу своих светских знакомых, прежде всего регулярным обедам в Вайне у Шутов. Немало сил и времени тратил он на стихотворство. Он писал как забавные стишки для развлечения домочадцев — например, о проступке кошки Тигрицы, укравшей мясо, предназначавшееся на ужин главе семьи, — так и серьезные сочинения, длинные и тоскливые. Но он больше ничего не печатал со времен «Зеваки». Он, безусловно, был одаренным человеком, но не умел правильно распорядиться своими талантами. Его жена вела дом, занималась садом, коровником и птичником, сама правила маленькой коляской и поддерживала добрые отношения с соседями. Один-два раза в год они отправлялись в Бейзингсток посмотреть спектакль или потанцевать на балу. Они всегда были готовы оказать гостеприимство Кассандре и Джейн, но это не снимало напряженности в отношениях между Джеймсом и младшей сестрой.

Джордж, самый невезучий член семьи, все в том же состоянии, по-прежнему жил в деревушке Шерборн со своим дядюшкой Томасом. Одному было уже под сорок, другой приближался к шестидесяти. Джеймс, находившийся неподалеку, должен был приглядывать, все ли у них в порядке, и миссис Остин, если хотела, могла навещать сына и брата, когда гостила у Джеймса. Узнавал ли Джордж свою мать? Если он действительно страдал церебральным параличом, то вполне вероятно, что узнавал, как и других членов семьи. Остины, хоть и заботились, чтобы за Джорджем был хороший уход, в своих письмах о нем не упоминали, в том числе и Джейн.