История папства - Джон Джулиус Норвич Страница 61

Последней каплей для всех — священнослужителей и мирян — стал очевидный интерес и восхищение императора, которые тот питал как к исламу, так и к мусульманской цивилизации в целом. К примеру, он настоял на посещении храма Гроба Господня (архитектуру которого он тщательно изучил [143]), а также мечети Аль-Акса, где, как сообщают, он выразил сильное разочарование по поводу того, что не услышал призыва к молитве. (Султан приказал муэдзинам хранить молчание в знак уважения к гостю.) Как всегда, он задавал вопросы каждому встреченному им образованному мусульманину: о его вере, роде занятий, образе жизни — словом, обо всем, что приходило ему в голову. Христиан Отремера такое отношение ввергло в глубокий шок; в вину императору поставили даже то, что он бегло говорил по-арабски. С каждым днем пребывания в Иерусалиме его популярность падала, а когда он двинулся в Акру, едва избегнув засады, устроенной ему по дороге тамплиерами, он обнаружил, что город находится на грани мятежа.

К этому времени и у самого Фридриха на душе было уже очень неспокойно: его раздражала явная неблагодарность братьев во Христе, и он был готов отплатить им той же монетой. Он приказал своим войскам окружить Акру и никого не впускать и не выпускать. Священнослужителей, которые произносили против него проповеди, наказали палками. Тем временем император приказал флоту быть готовым к отплытию 1 мая. Вскоре после наступления рассвета, когда он проходил через квартал мясников к ожидавшим его кораблям, его закидали отбросами. Это было последнее, что случилось с ним в Святой земле.

Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Папа Григорий воспользовался отсутствием Фридриха, чтобы начать против него нечто вроде крестового похода. Он обратился к светским и духовным князьям Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского имели мало успеха. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили слухам (сознательно распространявшимся агентами папы) о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.

Трудно было вообразить себе более непростую ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Его достижения могли не впечатлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, когда Фридрих возвратился в свое королевство, он тут же стал другим человеком. Исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание; теперь он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.

Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, с трудом, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не сложил своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело отлучение, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 года он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил анафему. Прошло еще несколько недель, и двое, папа и император, отобедали вместе во дворце Его Святейшества в Ананьи. Происходящее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих бывал исключительно обаятелен, когда хотел, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что повелитель Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности визит. Так окончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой, которые столь часто повторялись в истории средневековой Европы.

* * *

Перемирие далось, что было неизбежно, непросто. Тем не менее оно продолжалось девять лет, в течение которых каждая из сторон получала услуги от другой. Когда в 1234 году римляне подняли очередное восстание, потребовав отмены церковных иммунитетов, а также права поднимать налоги и чеканить монету, Фридрих немедленно ответил на призыв Григория о помощи и принудил их к повиновению. Император, в свою очередь, просил у папы поддержки в разрешении трудностей в отношениях с ломбардскими городами. Григорий приложил максимум стараний в деле посредничества и услужливо отлучил от церкви непокорного сына Фридриха, Генриха, короля Германии, когда тот в союзе с ломбардцами выступил против отца. Вскоре, однако, появились признаки разлада. Попытки посредничества потерпели крах, и папа серьезно забеспокоился, когда Фридрих потребовал помощи от германских князей, чтобы подчинить ломбардские города силой. Ясно, что Григорий не мог позволить императору деспотически распоряжаться на севере Италии и установить там столь же автократический режим, какой существовал на юге полуострова. Если бы это произошло, то что воспрепятствовало бы вторжению Фридриха в папское государство и последующему поглощению Италии империей?

Затем в ноябре 1237 года Фридрих разгромил ломбардцев при Кортенуове. Они бежали ночью, бросив роскошную миланскую carroccio, церемониальную военную повозку, на которой возили штандарты коммуны и которая служила сборным пунктом армии. Чтобы усилить впечатление от своей победы, император вступил в Кремону, где удостоил себя триумфа по римскому образцу. За ним и его воинами шли пленные ломбардские командиры в узах; carroccio тащил по улицам слон из зверинца, который сопровождал Фридриха во всех его путешествиях, вместе с Пьетро Тьеполо — сыном венецианского дожа, какое-то время занимавшим должность podestá (или губернатора) Милана, — привязанного к центральному флагштоку колесницы. Для Григория это послужило дополнительным свидетельством того, что папство находится в смертельной опасности. И когда в следующем году Фридрих отправил своего незаконнорожденного сына Энцио на Сардинию (папский фьеф), подготовив его свадьбу с девушкой из знатной сардинской семьи и назначив его королем, это подтвердило худшие опасения Григория.

К 1239 году отношения между императором и папой ухудшились, возвратившись к таким, какими были прежде. Папские агенты сеяли раздор в Германии; другие действовали в Ломбардии, поднимая дух местных жителей после Кортенуовы. Тем временем Фридрих вел тайные интриги среди кардиналов, с тем чтобы вообще избавиться от Григория. Неизбежным результатом всего этого стало новое отлучение императора от церкви. Для последнего к этому времени такой оборот дела стал уже привычным, к тому же он послужил удобным предлогом для войны. Оскорбления сыпались с обеих сторон: папа «восседает в собрании развратителей, помазанный елеем скверны» и его нужно немедленно низложить; император же — предтеча Антихриста, чудовище Апокалипсиса, «зверь, выходящий из моря» [144]. Тогда Фридрих выступил в поход. В 1240 году его войска окружили Рим, хотя и не стали вступать в город. Папа ответил тем, что созвал всеобщий церковный собор, назначенный на Пасху 1241 года. По сути, это был вызов: получат ли делегаты свободный проход в Рим? Однако император не растерялся, запретив германским прелатам присутствовать на соборе. Поскольку все сухопутные дороги оказались перекрыты, то французским кардиналам и епископам пришлось добираться морем. Везшие их корабли перехватил имперский флот, и более 100 видных прелатов стали пленниками.