Александр Македонский - Василий Ян Страница 62

– Слушаем, светлейший! Понимаем, величайший! Будет так сделано, о необычайный!

Сановники несколько раз поклонились Птоломею и затем набросились на одиноко стоящего высокого человека. Он сопротивлялся, отталкивал персов ногами и кричал тонким голосом. Тогда персы подозвали на помощь слуг и содрали с высокого человека плащ, длинную одежду и широкие шелковые шаровары.

Это был Бесс.

Он остался голым, в одних расшитых жемчугом красных сандалиях и войлочном колпаке.

– Пусть стоит здесь, – указал Птоломей на широкий камень под черной скалой, – а вы будете стоять рядом.

Из глубины ущелья донеслись трубные звуки. Лежавшие воины вскочили, стали оправлять на себе доспехи и выстроились в ровную линию.

Сперва показались македонские этэры в блестящих медных латах. Они держали копья стоймя и ехали по трое в ряд. За ними тройка белых коней с красными перьями между ушами везла маленькую двухколесную с бронзовыми ободьями раззолоченную колесницу. Колесница подпрыгивала на неровной дороге. Лошадьми правил возница-эфиоп, припав на колени, а около него стоял коренастый воин с красивым выбритым надменным лицом. Над стальным шлемом развевались крылья белой цапли. В руке он держал два коротких копья.

Воин окидывал взглядом скалы, Железные ворота, скользнул по рядам воинов, кричавшим: «Слава Александру богоподобному, базилевсу Азии!»

Наконец прищуренные глаза остановились на большой пухлой фигуре Бесса, выделявшейся на фоне черной скалы. Бесс отвернулся, закрываясь руками. По щекам его текли слезы, и плечи судорожно вздрагивали.

Колесница остановилась; за ней, прогремев, остановились и всадники.

Хриплый, полный ярости голос Александра пронесся по ущелью, отдаваясь в мрачных, нависших скалах:

– Наконец ты предо мной, жалкий беглец, хвастун! Говори, как осмелился ты схватить назначенный мне богами венец царей Персии? Говори, какое собачье бешенство толкнуло тебя заключить в оковы и потом убить добрейшего царя Дария, твоего родственника и благодетеля? Не для того ли ты все это сделал, чтобы присвоить себе украденное звание царя царей? Отвечай! Говори же, проклятый богами!

Бесс, вздрагивая, захлебываясь от слез, говорил:

– Я… объявил себя… царем… только для того… чтобы передать царство тебе… славному Александру! Если бы я этого не сделал… то царским венцом овладел бы другой!..

– И ты осмелился сказать это? Кто дерзнет протянуть руку к царскому венцу? Им может овладеть только сын бога. Где князь Оксиафр?

Из рядов свиты, следовавшей за колесницей, выехал толстый, с обрюзгшим лицом Оксиафр, брат убитого царя Дария. Он тяжело сполз с коня, подхваченный слугами, и неуклюже подошел к Александру, от долгой езды с трудом двигая ногами.

– Оксиафр, вот убийца твоего брата Дария! Я дарю его тебе. Ты отомстишь ему: отрежешь нос и уши, затем распнешь на стене и будешь медленно пронзать копьем.

Оксиафр с важностью подошел к высокому Бессу и, ругаясь, стал хлестать его плетью, со страхом отпрыгивая при каждом движении Бесса.

Александр повернулся к персам, которые привезли Бесса; они держали большое блюдо, покрытое куском парчи. На нем лежала круглая, как тыква, золотая корона персидских царей, украшенная цветными сверкающими камнями.

Александр впился в нее глазами. Он отстегнул свой шлем с белыми крыльями и передал подбежавшему телохранителю-нубийцу. Жадно схватив корону, он поднял ее к небу, затем опустил на свои завитые кудри. Корона была велика и надвинулась на глаза. Александр придерживал ее руками, точно чего-то ожидая. Он обвел глазами угрюмое ущелье, увидел узкую полосу неба среди нависших черных каменных глыб, и тень тревоги пробежала по лицу. Он снял корону и передал ее черному нубийцу:

– Скорее вперед! Мы должны выйти отсюда, из этих мрачных теснин, где нас могут забросать сверху камнями. В Наутаке мы отпразднуем нашу новую победу. Я раздам всем моим воинам земли, пашни, дома и богатства глупых народов, которые не умеют защищаться и созданы быть нашими рабами. Там воины получат отдых. А вы, доставившие мне цареубийцу Бесса, – вы получите особую награду, я вас не забуду! Слушайте, товарищи по походам, – обратился громко базилевс к воинам, – Персия теперь всецело наша и будет наша всегда! Противников больше нет. Слава моему отцу – Зевсу Громовержцу!

– Ты победишь! Ты царь Вселенной! – кричали воины, и эхо повторяло их слова.

Белые кони тронулись, и золотая колесница покатила вперед, покачиваясь на неровной дороге. За ней, сверкая оружием, со звоном и грохотом, рысью тронулись телохранители и свита базилевса.

Будакен налитыми кровью глазами следил, как проезжали всадники. Но кто этот высокий юноша в бронзовых латах? Он необычайно похож на его сына – белокурого, стройного Сколота.

– Сколот! – заревел Будакен. – Сколот!

Но возглас Будакена потонул в шуме конских копыт и в криках воинов.

– Чего разорался, молчи! – крикнул часовой, ударив Будакена по голове.

– Это был Сколот, мой сын Сколот! – бормотал Будакен. – Если я мог ошибиться и принять за него похожего рослого явана, то я никогда не ошибусь в коне! Ведь он ехал на саврасом жеребце, сыне Буревестника!

Все воины вскочили на коней и последовали за базилевсом. Скоро ущелье затихло, и серые тушканчики выскочили из норок, они перебегали, садились на задние лапки и, озираясь, обнюхивали воздух.

Птоломей забыл о двух связанных крестьянах и умчался вместе с отрядом базилевса.

Спитамен упорно старался перетереть о камни веревки и ремни, которыми они были связаны.

Когда лунный свет наполнил ущелье, в глубине показались две тени. Они шли осторожно, замирая при каждом шорохе. Это были молодой крестьянин и его маленькая жена.

Они нашли и развязали лежавших.

– Мы пришли, думая, что вы убиты. Среди проехавших проклятых яванов вас не было. Мы решили похоронить ваши тела, поставить чашу с молоком и лапшой, чтобы ваши души насытились и не мстили нам за то, что вы погибли вместе с вашими баранами около наших пашен. Теперь, хвала Ахурамазде, вы живы и можете прийти к нам. Вода опять прорвала канаву, надо ее получше исправить. Прежде всего нужно, чтобы была вода, а тогда будет и хлеб. Работа не ждет!

* * *

Утром два путника горными тропами удалялись от большой дороги, по которой двигалось войско Александра, стремясь к Наутаке, по пути грабя и опустошая все встречные селения.

Спитамен утешал хромавшего Будакена:

– Все наши люди теперь собрались около Мараканды, и мы начнем бороться по-настоящему, без помощи изнеженных князей. Согды не станут терпеть бесчинства греков. Согд любит свою пашню и свое тутовое дерево. Лучше он повесится на нем, чем оставит его. Теперь ты видел Двурогого и можешь рассказать в степи, что этот царь не остановится до тех пор, пока не встретит смелых воинов, которые не повернут перед ним спину, а сами начнут бить его в скулы.