Гамсун. Мечтатель и завоеватель - Ингар Слеттен Коллоен Страница 62

Именно об этом он и писал в своем новом романе, который назвал «Дети века».

Здесь сошлись старое и новое время: Виллатс Холмсен, лейтенант и владелец Сегельфосса в третьем поколении, которого все в округе встречали как генерала до той поры, пока простонародье не начало много воображать о себе. Пока сюда не явился некий новомодный царек Хольменгро, собственно говоря, всем известный Тобиас, уроженец одного из крохотных островков среди океанской пучины, который уехал в Южную Америку и там разбогател.

Он — один из тех, кто строит фабрики и переманивает к себе людей, отвлекая их от плуга и рыбацкой лодки.

Пробыв всего несколько дней в Скугхейме, Гамсун едет дальше в Будё, где он продолжает писать «Детей века» в комнате отеля, расположенной наверху здания, в башне. Ни одна живая душа на всем белом свете, даже Мария, не способна понять, какие нечеловеческие усилия требуются для того, чтобы удержать в сознании тот мир, который он создает. Мир, которому постоянно что-то угрожает извне. Это могут быть и звуки, и какой-то предмет, на котором задерживается взгляд, и человек, который ненароком проходит мимо, встречается по дороге или спускается по лестнице, слишком пристально вглядываясь в него. А может быть письмо, телеграмма, телефонный звонок, которые могут отвлечь, и тогда он упустит какой-то очень важный момент работы. Все это способно настолько сильно разрушить созданное, что многое придется воссоздавать снова. Он должен, как Атлант, постоянно держать весь этот мир на своих плечах.

Самое плохое, что приносит с собой старость, — это потеря способности к глубокому сну, и потому он ходит целый день как в полудреме. От этого он быстрей устает и медленней приходит в себя, жаловался он.

Процесс творчества начинается у него с того, что он раскладывает вокруг себя листки с заметками. Своеобразный пасьянс. Какие-то куски он потом соединяет между собой, какие-то соединяются сами, а некоторые из них действительно становятся элементами художественной реальности. Той реальности, условия для возникновения которой он создает, в которой позднее он берет на себя роль Всевышнего.

Вообще Гамсун мастерски использует все свои черновики, клочки с записями, листки календаря или что-то иное, что попадет под руку, но случается, что он не успевает, не находит, на чем запечатлеть поток причудливых фантазий, эмоций и идей. Когда же утром наконец он приходит в себя, пережив тревожащие звуки, незажженную лампу, отсутствие бумаги, то порой бывает просто поражен результатом. Описание судеб, обмен репликами, новый поворот событий, меткие характеристики… Это благословенные мгновения, и он охотится за ними, неистово как никогда. Именно они и могут компенсировать тот упадок духа, который несет ему старость. С написанием каждой новой книги он становится все более неврастеничным и одновременно ненасытным хищником, неустанно рыщущим в поисках вдохновения, добычи, всегда готовый к охоте и опьянению победой.

Таким образом, творить — это значит сутки напролет добиваться этих благословенных мгновений. «Да будет жизнь», — заклинает он и рассыпает листочки по столу. И жизнь возникает, подлинная жизнь, в его персонажах так много жизненной энергии, что они спорят со своим создателем, пытаются ускользнуть от его замысла, а он возвращает их обратно с помощью изящно наброшенного литературного лассо.

Он все чаще старался поставить своих героев в ситуацию, достойную иронии, а то и громогласного хохота. В таких случаях работа у него шла легче. Настроение также улучшалось, если он, успокаивая свою совесть, посылал домой подарки.

Атмосфера в семье была напряженной. Однажды во время телефонного разговора ему показалась, что Мария говорит голосом умирающей [227]. Мария вновь была беременна и так же, как и перед рождением первенца, ощущала головокружение и тошноту.

Приближался декабрь 1913 года, предрождественское время, когда все покупали книги. К какому сроку ему необходимо сдать рукопись, чтобы успеть? Ответ от руководства «Гюльдендаля» в Копенгагене невероятно польстил его самолюбию: как будет угодно господину Гамсуну. По получении рукописи ее отправят в типографию, она будет напечатана немедленно, в течение нескольких часов [228].

25 декабря он отослал первые 150 страниц рукописи. Ощущение кратковременного облегчения и одновременно тяжесть осознания того, что намеченная им самим дата сдачи рукописи неумолимо приближается, уже на следующий день пробудили в нем мощную волну вдохновения, и он с гордостью писал Марии: «Не спал до пяти утра и поэтому немного не в себе, но при этом, Господь тебя сохрани, Мария, я чувствую себя героем, ведь сегодня ночью я написал больше, чем за все эти последние месяцы. Работал в общей сложности десять часов. Меня буквально трясет. Я близок к завершению книги, но у меня так много персонажей и сюжетных линий, которые я должен связать воедино, что на это уйдет больше времени, нежели я рассчитывал. Сегодня писать больше не могу. Если ты чувствуешь себя хорошо, то и мне легче работается» [229].

В рождественский сочельник 1913 года Гамсун понял, что уходящий год принес ему подарок, которого он жаждал многие годы, — успех продаж! «Гюльдендаль» намеревался выпустить дополнительный тираж «Детей века» в 14 тысяч экземпляров, в соответствии с запросами книготорговцев из Норвегии и Дании. Увеличилась и ставка гонорара. Предыдущая книга, «Последняя радость», вышла теперь тиражом в шесть тысяч экземпляров. Ее собирались переводить в Германии и России, экземпляр должен был быть выслан той самой переводчице Марии Благовещенской, которая клялась, что не будет иметь с Гамсуном ничего общего. В 1913 году ожидался новый тираж «Бенони», тираж «Пана» в одной из выпускаемых «Гюльдендалем» серий составил 20 тысяч экземпляров.

Гамсун стал свидетелем эпохального переворота в крестьянском образе жизни, когда огромные массы населения двинулись в чужую страну за океаном и в свою сказочную страну на севере.

В течение жизни Гамсун приходил ко все большему разочарованию и неприятию таких явлений, как индустриализация, урбанизация, демократия, классовая борьба.

В новые времена людей отчуждали от моря и земли. «…Ведь всегда можно пойти к королю Тобиасу и попросить у него муки в долг, а пока что наняться к нему на работу и жить на его хлебах. Поразительно, до чего светлее стала жизнь; поденщики теперь жевали табак сколько душе угодно, а крестьяне, владельцы лошадей, нанимались возчиками, зарабатывая деньги на уплату податей и на покупку товаров в лавке», — писал он в «Детях века» [3; III: 236].

Виллатс Хольмсен — владелец замка в третьем поколении, а его жена Адельхайд происходит из старинного ганноверского рода. Они живут вместе, не любя друг друга, в поместье Сегельфосс где-то на севере, люди знатные, но лишенные капитала. Сюда приезжает человек новых времен Тобиас, уроженец дальних островов, разбогатевший в Южной Америке, который покупает землю Хольмсена, мукомольни для строительной и торговой деятельности. В результате этого простые люди бросают плуг и сети и становятся недобросовестными и одновременно требовательными работниками, некоторые преодолевают шутовскую псевдоученость или становятся служащими. Простой народ и аристократы связаны давними, традиционными узами, которым грозит разрушение. Тобиас Хольменгро сам из семьи рыбака, обладает способностью карабкаться вверх по социальной лестнице. Хольмсен не может не осознавать, каковы могут быть последствия продажи земли этому пришельцу. Постепенно, как говорится в романе, у него появляется даже вкус к саморазрушению. В течение двадцати пяти лет Гамсун изображал личностей, которые в своих поступках руководствовались собственными иррациональными импульсами, порой с катастрофическим результатом. При этом Гамсун обвинял Ибсена в том, что в его изображении аристократ Росмер такой слабый, что его вот-вот сдует ветром. Не таков его персонаж Виллатс Хольмсен. Гамсун делает его человеком с сильным характером. Его жизнь состоит из того, что он подавляет свои эмоции и порывы. Усилиями воли он постоянно формирует и совершенствует свой характер.