Третьяков - Анна Федорец Страница 62

Завещание П.М. Третьякова — один из важнейших документов, характеризующих его личность и деятельность. Здесь отражены все ценности, игравшие ключевую роль в жизни Павла Михайловича. Распоряжения Третьякова точны и продуманны: очевидно, задолго до того, как текст завещания появился на бумаге, он был до мелочей проработан в уме Павла Михайловича. Это дает исследователям право считать завещание 1860 года своего рода «программным документом», где были изложены основные размышления молодого коммерсанта по поводу задуманной им картинной галереи. Эти размышления — лишь отправная точка, отталкиваясь от которой Третьяков впоследствии придет к тому эстетическому и во многом этическому идеалу, зримым воплощением которого стала его галерея.

Одна из важнейших мыслей, легших в основу завещания П.М. Третьякова 1860 года, в тексте документа не прописана. Однако о ней свидетельствует сам факт составления завещания. Уже говорилось, что срок жизни частных коллекций нередко был весьма короток. В подавляющем большинстве случаев кончина либо банкротство коллекционера автоматически означали конец коллекции. Немногие исключения из этого ряда лишь подтверждали правило. В этом смысле желание молодого Третьякова обозначить в завещании будущность только-только зачинающейся галереи — явление уникальное, по-видимому, не имеющее аналогов в предшествовавшей истории коллекционирования. Идея обеспечить долгую жизнь своему детищу, очевидно, родилась вскоре после его появления на свет и была выражена при первом подходящем случае. В сентябре 1893 года на вопрос В.В. Стасова, когда он решил пожертвовать «всю изумительную Третьяковскую галерею русскому народу », Третьяков ответил кратко: «... решил пожертвовать — в начале шестидесятых годов»629.

Со временем желание обеспечить галерее целостность, сохранить ее от раздробления на многие годы, а может быть, и столетия трансформировалось в сознании Третьякова в новую идею: галерея русского искусства должна принадлежать русскому народу.

Трудно сказать, когда состоялась трансформация одной идеи в другую. Вероятнее всего, что это произошло во второй половине 1860-х годов, когда Павлу Михайловичу станут особенно близки некоторые славянофильские постулаты. Преобразованная идея — составление собрания не для себя, а для общества, для русского народа, — однажды появившись, сопутствовала Третьякову на протяжении всей оставшейся жизни. В марте 1893 года Павел Михайлович писал, обращаясь к дочери

Александре: «... моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь»630.

Теперь следует обратиться к мыслям Павла Михайловича, выраженным им непосредственно в тексте завещания 1860-го. По одной из этих мыслей, на оставляемый купцом капитал, 150 тысяч рублей серебром, в Москве должна быть создана национальная галерея, «то есть состоящая из картин русских художников»631. Первым делом Третьяков оговаривает, какие произведения предпочтительны для приобретения в галерею. Следует «... приобретать все особенно замечательные, редкие произведения русских художников, все равно какого бы вре- мяни они не были, но стараться приобретать выгодно»632. Что же именно Павел Михайлович подразумевает под «замечательными» произведениями»? Он пишет: «... я полагал бы, во- первых, приобрести... галлерею Прянишникова Ф.И. как можно выгодным образом; сколько мне известно, он ее уступит для общественной галереи, но употребить все возможные старания приобрести ея выгоднейшим образом. Покупка эта должна обойтиться по моему предположению около пятидесяти тысяч рублей. К этой коллекции прибавить мои картины русских художников Лагорио, Худякова, Лебедева, Штернберга, Шебуева, Соколова, Клодта, Саврасова, Горавскаго и еще какие будут и которыя найдут достойными»633.

Желание Третьякова приобрести галерею Ф.И. Прянишникова вполне закономерно. Это собрание — крупнейший подлинно национальный музей того времени — во многом было для Павла Михайловича образцом, отталкиваясь от которого, меценат строил собственную галерею. У Прянишникова были уникальные полотна, в частности некоторые картины первого крупного русского жанриста — П.А. Федотова. Любопытно, что Третьяков дает собственную оценку Прянишниковского собрания, называя конкретную сумму — 50 тысяч рублей. Желание купить Прянишниковскую галерею не оставит Третьякова на протяжении нескольких лет. Однако... обстоятельства не благоприятствовали коллекционеру, галерея ушла мимо него, в распоряжение государства. Впоследствии, набравшись опыта, Третьяков никогда не будет приобретать собрания, составленные частными коллекционерами, целиком, справедливо полагая, что в каждом собрании есть немало слабых вещей634.

Помимо покупки Прянишниковской галереи и отдельных произведений, Третьяков предполагает еще один источник приобретений: пожертвования частных лиц, в том числе самих художников. Этим пожертвованиям отводится важная роль в комплектовании галереи. «... Галлерея московская приобретя довольно истинно замечательных произведений, покупкою, и, я смею надеяться, по крайней мере предполагаю так, если не уверен вполне, пожертвованиями других истинных любителей, даже может быть целых галерей будет переходить из частных домов в предполагаемую нами национальную или народную галлерею, потом при начале галлереи может быть принесут ей в дар некоторые художники, что-нибудь из своих замечательных произведений»635. Эта мысль на первый взгляд кажется утопичной. Однако в 1890-х годах, после того как Павел Михайлович пожертвует знаменитую Третьяковскую галерею городу, художники и отдельные лица действительно будут приносить картины в дар галерее.

Дальше в завещании Третьякова идет любопытнейший пассаж: «... передать прозьбу мою — всем нашим московским любителям — оказать пособие составлению галлереи пожертвованием от какой-либо картины русскаго художника или и иностран- наго, потому, что при галлерее русских художников можно устроить и галлерею знаменитых иностранных художников»636. То есть, с одной стороны, Павел Михайлович предполагает составлять национальную галерею, состоящую исключительно из полотен русских художников, как решил еще три года назад. С другой стороны, Третьяков считает, что распорядители галереи после его кончины сумеют составить иностранный отдел при ней, что позволяло бы проследить параллели развития отечественного и зарубежного искусства. Следовательно, к 1860 году молодой Третьяков еще не отказывается вовсе от идеи коллекционирования западной живописи. То, что он считает неподъемным для себя, кажется ему вполне выполнимым совместными действиями, как сказали бы сейчас, «специалистов» в данном вопросе.

Впоследствии, по мере разрастания его собственной галереи, Третьяков станет придерживаться иных воззрений.

Следующая мысль, прописанная в завещании 1860 года, касается источников существования галереи. Помимо капитала в 150 тысяч рублей серебром, треть которого должна уйти на покупку Прянишниковского собрания, Третьяков предполагает дополнительные источники дохода. Во-первых, вход в галерею должен быть платным, вне зависимости от сословия, к которому принадлежит посетитель. «... Вход для публики без различия открыть с платою от 10 до 15 коп[еек] серебром»637. При этом «... из збора за вход, как бы не была холодна наша публика к художественным] произведениям], за исключением уплаты за квартиру и сторожам должна непременно оставаться какая-нибудь сумма, которая должна откладываться в запасной капитал галлереи и приращаться процентом, сколько можно выгодным»638. Впоследствии, когда Павел Михайлович будет сам собирать галерею, этот источник дохода он сочтет излишним. Он будет тратить на приобретение картин собственные средства, получаемые в виде дохода от деловых операций. Третьяков посчитает, что платой за вход можно отпугнуть от посещения галереи значительную часть публики. Но в случае его кончины и прекращения потока средств «извне» было необходимо, чтобы галерея находилась на самообеспечении.