Тайны Шлиссельбургской крепости - Николай Коняев Страница 62

Депутаты ответили государю заранее подготовленной петицией, первым пунктом которой было ходатайство об освобождении Валериана Лукасинского, и лишь вторым — дарование Польше Конституции.

Конституция была дарована, а вот Лукасинского перевели вначале в Бобруйскую тюрьму, а затем отправили в Шлиссельбургский секретный дом. Там его было приказано «содержать самым тайным образом так, чтобы никто не знал даже его имени и откуда привезен», и суждено было Валериану Лукасинскому поставить печальный рекорд 38-летнего пребывания в одиночной камере.

Однако, несмотря на «тайный образ» содержания, многие узники Шлиссельбурга видели и запомнили «рекордсмена».

«Однажды во время прогулки, — писал М.А. Бакунин, — меня поразила никогда не встречавшаяся мне фигура старца с длинной бородой, сгорбленного, но с военной выправкой. К нему приставлен отдельный дежурный офицер, не позволявший подходить к нему. Этот старец приближался медленной, слабой, как бы неровной походкой и не оглядываясь. Среди дежурных офицеров был один благородный сочувствующий человек. От него я узнал, что этот узник был майором Лукасинским».

Вспоминает Лукасинского и другой узник Шлиссельбурга, член центрального национального комитета Польского восстания 1863 года Бронислав Шварце.

«Помню фигуру, проскользнувшую однажды в полутьме коридора и исчезнувшую навеки. Это был седовласый старец в сером арестантском халате… — пишет он в своих записках [44]. — По близорукости я не смог рассмотреть его лица, а солдат поспешил втолкнуть меня в пустую камеру, чтобы не дать встретиться с товарищем по несчастию».

27 февраля 1868 года на 82-м году жизни Валериан Лукасинский умер.

Тело его зарыли на территории крепости.

Вот, кажется, и все известные факты жизни человека, начинавшего свою службу в наполеоновской армии, ставшего крупным масоном и закончившего жизнь в Секретном доме Шлиссельбургской крепости.

Факты эти немногочисленны, и все они плохо связаны между собою, но зато оставляют простор для фантазий и различных легенд.

Некоторые исследователи полагают, что мысль об образовании «тайной масонской организации с особым польским характером» возникла в… окружении Александра I, когда тот посещал Варшаву в 1818 году.

Каких-либо документов, подтверждающих данную версию, не сохранилось, но считается, что версия эта проясняет тот покров загадочности и тайны, которым было окружено имя Валерия Лукасинского в Шлиссельбурге.

Однако для этой цели еще более подходит легенда о поисках Валерианом Лукасинским в крепости Замостье спрятанного там колдовского свитка еврейских мудрецов с секретом вечной молодости.

Надо сказать, что романтическая история колдовского списка объясняет и странную для магистра масонской ложи участливость в судьбе тюремщиков, и настойчивость, за которую Лукасинскому пришлось поплатиться увольнением с военной службы, а заодно и попытку его устроить восстание в крепости Замостье.

Ну и, конечно, объясняет легенда — обыкновенно она для этого и вспоминается! — секрет тюремного долголетия и Валериана Лукасинского, и некоторых других (Николай Александрович Морозов) узников Шлиссельбурга, сумевших завладеть колдовским свитком с секретом вечной молодости.

Фантазировать тут можно достаточно долго, но очевидно, что Лукасинский действительно заключал в себе какую-то тайну прежнего правления, которую и необходимо было Николаю I спрятать за стенами Шлиссельбурга.

3

Любопытное совпадение…

Валериана Лукасинского поместили в Шлиссельбургскую крепость, когда там умирал другой «тайный» узник — Василий Критский.

Было ему всего двадцать лет, и осужден он был за участие в революционном кружке, который организовал в московском университете его старший брат Петр.

Кружковцы считали себя продолжателями дела декабристов — во время коронации Николая I они распространяли в Москве листовки — и планировали ограничить императорскую власть боярской думой, которой должны были придать власть и силу «афинских архонтов или испанских кортесов». Крепостных крестьян братья Критские освобождать не собирались до тех пор, «пока благодетельный свет просвещения не озарит умы грубой, необразованной черни». Зато, как и положено настоящим патриотам, они считали, что нельзя поручать иностранцам государственные должности, а надо всеми силами вводить русский язык и обычаи, ибо «сим отличается характер народа и сохраняется национальная гордость, тесно соединенная со славой и могуществом государства».

Создатель общества Петр Критский до 1834 года содержался в различных тюрьмах, затем был определен рядовым в полевые войска. Среднего брата Михаила вместе с Василием Критским поместили в Соловецкий монастырь, а потом в 1834 году перевели на Кавказ, где он был убит в бою.

Менее всех повезло младшему из братьев.

Из Соловецкого монастыря Василия Критского перевели в Шлиссельбургскую крепость, где 21 мая 1831 года он и умер.

Почему это было сделано — неясно, но перевод в Шлиссельбург был проведен в атмосфере такой секретности, что мать Василия Критского узнала, где находится ее сын, только через пять лет после его смерти.

Столь же печальная участь постигла и другого шлиссельбургского узника, живописца А.В. Уткина, автора пародии на Государственный гимн: «Боже, коль благ еси, всех царей в грязь меси…»

А.В. Уткин попал в Шлиссельбург вместе с отставным офицером Л.K. Ибаевым и Владимиром Игнатьевичем Соколовским, автором не менее предерзостной песенки «Русский император»:

В 1837 году В.И. Соколовский был выпущен на Кавказ и в 1839 году умер в Пятигорске. Л.К. Ибаева сослали в Пермь, где он погрузился в мистицизм и написал книгу «Анатомический нож, или Взгляд на внутреннего человека».

Ну а А.В. Уткину вырваться из Шлиссельбурга не удалось, он в крепости и умер.

Кстати сказать, сами организаторы кружка, тоже проходившие по делу «О лицах, певших в Москве пасквильные стихи», отделались лишь ссылкой.

Эпизод оглашения приговора В.И. Соколовскому, Л.К. Ибаеву, А.В. Уткину подробно описан А.И. Герценом в книге «Былое и думы».

«Наконец нас собрали всех двадцатого марта к князю Голицыну для слушания приговора. Это был праздником праздник. Тут мы увиделись в первый раз после ареста.

Шумно, весело, обнимаясь и пожимая друг другу руки, стояли мы, окруженные цепью жандармских и гарнизонных офицеров. Свидание одушевило всех; расспросам, анекдотам не было конца.

Соколовский был налицо, несколько похудевший и бледный, но во всем блеске своего юмора…