Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн Страница 62

Возьмем, к примеру, метрические книги Нежинского пехотного полка. В 1864 г. у женатых нижних чинов полка родилось десять детей. Среди них было две семьи — иудейская и мусульманская, где родители оставались при соответствующих традициях, но детей (по причинам неизвестным) предпочли крестить. Только поэтому мы знаем, что у рядового Лейзерова родился сын, окрещенный Стефаном. Разумеется, среди девяти зарегистрированных в том же году браков все девять были совершены по православному обряду, поскольку полковому священнику не было необходимости регистрировать брак, совершенный чинами иудейского вероисповедания. Среди 45 умерших в 1864 г. мы находим единственного еврея (холостого), внесенного в метрическую книгу. Таким образом, метрические полковые книги, к сожалению, не могут служить источником сведений о семейном положении еврейских солдат.

Запрещение нижним чинам вступать в брак во время отпусков (остававшееся в силе и в эпоху Александра II) приводило к многочисленным эксцессам. Воинские начальники пытались чем-то помочь подопечным солдатам и просили министерство ускорить разработку нового закона. Главный штаб также рекомендовал Военному министерству отменить существующее запрещение нижним чинам во время отпуска вступать в брак. Заявления с просьбой разрешить рядовым вступать в брак исходили в основном от будущих невест. В 1869 г. Военное министерство получило шестьдесят заявлений такого рода. Сорок три заявления поступило от православных, семь от евреев, пять от католиков, три от лютеран и два от раскольников. Подавляющему большинству всех вероисповеданий было отказано. Невеста Израиля Шейна, выслужившего положенный срок в унтер-офицерском звании, получила добро. Зельда Житомирская, невеста Михаила Гробера, не выслужившего положенного срока в звании фельдфебеля, получила отказ. Любопытный факт: из семи евреек, подавших заявление, три собирались перейти в православие. Вера Неймарк, крещенная в доме ковенского губернатора, намеревалась вступить в брак с рядовым 14-го драгунского полка Владимиром Кушнером, выкрестом. Ривка Займет из Вильны приняла крещение и под именем Мария Никитина обратилась в Военное министерство с просьбой разрешить ей воссоединиться со своим супругом, Янкелем Хацкелевичем, рядовым 42-го резервного пехотного батальона, принявшим православие перед уходом в армию. Надежда Николаева, из евреек, изгнанная родителями из дому за переход в православие, просила о разрешении обвенчаться с писарем 14-го драгунского полка Иваном Матвеевым. Разрешение на брак получила только Ривка Займет (Мария Никитина), да и то спустя два года после подачи заявления. Двум другим было отказано, несмотря на личное ходатайство начальника 7-й пехотной дивизии. Вряд ли из имеющихся данных можно сделать обобщающие выводы, тем не менее они свидетельствуют о кризисных явлениях в еврейской солдатской семье, являющихся частью более общих перемен, происходивших в еврейском обществе во второй половине XIX в.

Дореформенная армия отличалась малоэффективной и крайне неповоротливой военно-судной (как она тогда называлась) системой. Степень наказания определялась либо непосредственным полковым начальником, либо аудитором, назначавшимся при всех тех частях, где положено было иметь военно-судные комиссии. Лакуну в дисциплинарной системе армии заполняла либо немедленная физическая расправа (в просторечии «мордобитие»), либо система телесных наказаний. Слабая дисциплина в войсках была притчей во языцех на протяжении всего николаевского периода. Угрозы начальникам и попытки нападения на них — стихийные индивидуальные бунты — обыденное явление николаевской эпохи. Командующий Сибирским отдельным корпусом князь Горчаков жаловался в канцелярию Военного департамента, что нравственность войск не соответствует «видам правительства». Держать солдат в узде трудно; нередки случаи «поднятия оружия на начальников». Наказаний в войсках не боятся, поскольку рекрутам известно постановление, ограничивающее наказание шпицрутенами, а ссылка в каторжные работы является, с их точки зрения, слабым наказанием. Николай I отвечал: действовать без огласки; особо строптивых проводить три раза через тысячу шпицрутенов; из-за дальности расстояния назначать наказание, не докладывая царю.

Несмотря на жалобы корпусных командующих, Николай I последовательно облегчал степень наказания нижних чинов. В 1825 г. наказание плетьми было заменено шпицрутенами, в 1830-м отменены клеймения, в 1831 г. были запрещены наказания тесаками и шомполами. В 1834 г. максимальное количество шпицрутенов было понижено с 6000 до 3000. Эти перемены не означали реформы военно-судной практики в армии. Николай I планировал всего лишь согласовать эклектически составленные статьи военно-уголовного устава, собранные из различных источников (от артикулов Петра Великого до французского полевого уложения) и тем самым обновить устав, не вводя никаких принципиальных изменений. Именно с этой целью в 1846 г. была создана особая Комиссия по пересмотру военно-уголовного устава, приступившая в 1854 г. к выработке окончательного его варианта. Однако в середине 1860-х годов кардинальный пересмотр допустимых в армии наказаний, а также сокращение сроков работ в арестантских ротах и военных тюрьмах потребовали значительно более радикальной переработки всей военно-судебной системы.

В 1867 г. Александр II утвердил проект Комиссии по преобразованию военного судоустройства, созданной по инициативе Милютина (будущего военного министра). По решению Комиссии, в войсках были учреждены постоянные суды, а при судах — прокурорский надзор. Судебные приговоры были изъяты из ведения воинских начальников. Обвиняемый получал право на защитника. На судебные должности были привлечены чиновники со специальным юридическим образованием. Проведенная военно-судная реформа кардинально изменила процедуру судебной практики в армии. Посмотрим, как она отразилась на уровне преступности среди нижних чинов иудейского вероисповедания.

В 1827–1855 гг. евреев (как и большинство других рекрутов из населяющих Россию этнических групп) отдавали под суд лишь в крайних случаях, за третье или четвертое преступление. Первые два обычно наказывались безо всякого суда и без вмешательства Аудиториатского департамента, по решению местного полкового или батальонного начальства. В полковые приказы попадали, по мнению авторитетного мемуариста, сведения о третьей части взысканий и наказаний; остальные две трети наказаний производились «домашним» образом. Из опасений огласки никакой документации, отражающей такого рода наказания, не велось. Как правило, солдаты сами предпочитали «домашнюю» расправу судебному расследованию. Поэтому проследить преступность среди нижних чинов-евреев можно только в тех случаях, когда сведения о них попадали в Аудиториатский департамент.

Вплоть до конца 1850-х годов основные преступления, совершаемые воинскими чинами, составляли уклонение от службы, воровство и мошенничество, развратное поведение и пьянство. Среди нижних чинов по делам уголовного характера — среди которых преобладают преступления средней тяжести — проходили в основном русские, калмыки, татары, узбеки, киргизы и сарты (казахи).

Сплошной просмотр описей департамента не оставляет сомнений в том, что преступлений нижних чинов из евреев за период с 1827 по 1860 г. зафиксировано чрезвычайно мало. Среди них можно выделить один-единственный характерный тип нарушений: побег и «снос казенного имущества» (все, что рекрут унес на себе из казенного обмундирования, считалось украденным). Так, 27 апреля 1839 г. рядовой 5-го батальона Новоингерманландского пехотного полка Лейзер Гершович Каганович, двадцати лет, сданный в рекруты за воровство и бродяжничество, бежал со службы, но был пойман и отправлен в Новгород. По дороге он бежал от конвойных, променял у крестьян шинель на армяк и бродяжничал полтора месяца. 27 июня он был схвачен и доставлен к приставу в Торопецком уезде. По приговору суда он был приговорен к 500 шпицрутенам (дважды), а после наказания отправлен в батальоны принца Оранского гренадерского полка. Рядовой подвижной инвалидной роты при Кишиневском госпитале Товия Вайнштейн, уроженец Подольской губернии, с пятнадцати лет на службе (призван в 1830 г.), сбежал 22 сентября 1838 г., два месяца находился в бегах и был пойман в Тирасполе. Попался Вайнштейн на краже. Совершив подкоп в доме мещанина Лейбы Измаильского, он разломал сундук и украл, по одним сведениям, 10, по другим 53 рубля. Это был уже третий побег Вайнштейна. За первый его наказали розгами (количество ударов не сообщается), за второй ему всыпали 500 розог, за третий дали дважды по 500 шпицрутенов и сослали в арестантские роты.