1612. Все было не так! - Дмитрий Винтер Страница 63

Кстати, не с тем ли связан двухнедельный перерыв в работе Земского собора, что в эти дни широкие народные массы оказывали давление на другие боярские роды, настаивая на поддержке ими Михаила Романова? Как бы то ни было, если данные о позиции казаков и посадских соответствуют действительности, то события февраля 1613 г. можно назвать первой на Евразийском пространстве «цветной революцией», когда выбор народа, который не все хотят признавать, поддерживается силой. Точнее, широкие народные массы, составляя 95 % населения (именно столько в России было «тяглых» – купцов, крестьян, ремесленников… – в общем, представителей «третьего сословия»), но, не имея в силу специфики избирательной системы большинства в Соборе, вынуждены были оказывать на последний «давление с улицы».

Кстати, о революциях и контрреволюциях. Когда еще в 1930-х гг. учебник истории под редакцией известного историка «раннесталинской» закваски И.И. Минца назвал Ополчение Минина и Пожарского «контрреволюционной армией», то Сталин наложил резолюцию: «Что же, значит, армия Ходкевича была революционной?» – благодаря чему тезис о «контрреволюционности» не прошел [729]. И тут с «вождем народов» можно согласиться, хотя, подозреваю, за мою интерпретацию событий 1612 г. он бы меня тоже по головке не погладил. Так вот, я считаю 1612 год великой русской антиопричной революцией, ознаменовавшей возвращение России на европейский путь развития.

Так что именно армии Минина и Пожарского были «революционными», хотя и вопреки, очевидно, их руководителям, особенно Пожарскому. А вот армия Ходкевича, которая могла быть «революционной», явись вовремя Владислав на царство и правь он при этом в интересах России, а не Польши и Габсбургов, теперь как раз и стала «контрреволюционной».

Как бы то ни было, через несколько дней, 21 февраля 1613 г., Земский собор единогласно избрал Михаила Федоровича Романова на царство.

Итак, избранники народа в течение некоторого времени были хозяевами страны и решали, кому ею править. Такие уроки не забываются, особенно если действительно Михаила Романова поддержали и сыграли в его избрании решающую роль широкие массы казаков и вооруженных «посадских». Французский писатель Морис Дрюон сказал о совсем других событиях и в совсем другой стране слова, которые как нельзя лучше подходят к России 1612–1613 гг.: «История внезапно сделала шаг вперед. Шли споры, и они свидетельствовали о том, что родились новые принципы. Народ не забывает таких прецедентов, как не забудет Парламент (в данном случае – Земский собор. – Д.В.) о той власти, какой он располагал в эти дни; нация не забывает, что однажды в лице Парламента она сама была хозяином своей судьбы» [730].

Более того, когда мать юного царя попыталась отказаться за сына принять корону, опасаясь, как бы Михаила не постигла судьба предшествующих царей, то ей ответили, что «Годунов сел на царство по своему хотению, Василия Шуйского выбрали на государство немногие люди, а Михаила избирают на царство всею землею». Таким образом, ее убедили взять отказ назад на том основании, что таков выбор «всей земли» и в случае отказа «Бог взыщет на семье Романовых конечное разорение государства» [731].

Но не только эти выборы способствовали росту самосознания нации. Разве не был народ – впервые минимум за полвека – субъектом собственной истории? Разве не народ возвел на престол Лжедмитрия I? Разве не народ способствовал сначала успеху, а потом, разочаровавшись в нем, – поражению Лжедмитрия II? Разве не народ точно так же сначала поддержал, а потом отверг Владислава?

Как бы то ни было, 14 марта 1613 г. Михаил согласился принять царский венец, и этот день, по словам Д.И. Иловайского, «должен навсегда остаться памятным в русской истории». В конце апреля царь покинул Ипатьевский монастырь под Костромой и 2 мая 1613 г. въехал в Москву [732]. 11 июля первый царь дома Романовых венчался на царство.

Оставалось подчинить некоторые окраины. В первую очередь речь идет об Астрахани, куда бежали Марина Мнишек и Иван Заруцкий. Астрахань еще в 1612 г. была «сама по себе», не признавая ни Семибоярщины, ни Первого ополчения, ни Второго, ни Лжедмитрия III [733]. Мнишек и Заруцкому удалось убедить астраханцев в том, что Москва по-прежнему в руках поляков, и астраханцы их приняли [734]. После этого Заруцкий убил бессменного с 1605 г. астраханского воеводу Ивана Хворостинина и обратился за помощью к персидскому шаху Аббасу, обещая отдать Астрахань ему в обмен за помощь против правительства Михаила Романова [735], а также к туркам и ногаям.

Однако весной 1614 г. войска воеводы Одоевского двинулись на Астрахань. Астраханцы «отступились от воровства» и присягнули Михаилу. Заруцкий и Марина Мнишек бежали из города, но 24 июня были схвачены в степи около реки Яик и отправлены в Москву. Заруцкий и «воренок» были казнены, а Марина Мнишек умерла в тюрьме, как официально сообщалось, «с тоски по своей воле» [736]. После этого Смута закончилась – оставались только внешние конфликты с Польшей и Швецией, завершившиеся соответственно Столбовским миром 27 февраля 1617 г. и Деулинским перемирием 1 декабря 1618 г., и отдельные разбойничьи шайки, которые были ликвидированы примерно к этому же времени.

И еще несколько завершающих слов о характере событий 1612–1613 гг. Не стоит идеализировать тогдашнюю ситуацию – рождавшееся новое русское общество было феодальным, а вовсе не демократическим. Конечно, ведущую роль захватило боярство и дворянство. Но по сравнению с периодом 1560–1610 гг. и это стало шагом вперед. И выбор новой власти таки был, как мы убедились, весьма демократичным.

Другой вопрос – был ли сделанный в 1613 г. выбор лучшим из возможных? Не уверен.

Скорее всего, лучшим вариантом было бы продолжение царствования Лжедмитрия I. Но его не уберегли…

Лучшим вариантом было бы царствование М.В. Скопина-Шуйского. И внешнеполитической линии придерживался правильной – со шведами и через них с Западом против «ляхов» и Габсбургов. Но его тоже не уберегли…

Вероятно, лучшим вариантом был бы шведский принц Карл-Филипп. Но его старший брат не отпустил на Московское царство, а продолжавшаяся оккупация шведами Новгорода сделала его воцарение невозможным.

Может быть, лучшим вариантом был бы Владислав (однако, учитывая политическую ориентацию его отца, это по крайней мере сомнительно). Но его не отпустил отец, а продолжавшаяся оккупация поляками Москвы и Смоленска сделала невозможным и его правление.