Штрафбаты и заградотряды Красной Армии - Владимир Дайнес Страница 63

Д. Дебольский: «Из 400–500 человек переменного состава — осужденные за разные преступления солдаты, окруженцы, уголовники, бывшие полицаи. Офицеры наравне со всеми остальными ходили в атаки, поднимаясь в числе первых, питались с одной ротной кухни, не прятали и не ели тайком свои доппайки. Все делилось на всех поровну: и радость и горе. Поэтому пользовались у штрафников непререкаемым авторитетом. Берегли они нас, как могли. В критические моменты боя матерые зэки-уголовники хватали, как котят, за шиворот нас, мальчишек-командиров, и бросали в воронки, сверху закрывая собой».

Кондратьев в статье «Парии войны» заявляет: «Да, не очень-то разбирались военные трибуналы во всех этих делах — не на десять же лет, а до «первой крови», а на войне не привыкать, тут кому как повезет, можно и царапиной отделаться, а — искупил… Но не только отсюда легкость, с какой выносились приговоры, есть здесь и другое, та еще довоенная практика наших органов, когда за гвоздь, вынесенный с завода, за колосок ржи, сорванный в поле, давали чудовищные сроки. Нужна была армия бесплатной рабочей силы, которую можно послать куда угодно и на самые тяжелые работы…»

М.Г. Клячко: «Решение о формировании 322-й штрафной роты при нашей армии было принято. Но только когда был полностью укомплектован штат офицеров, к нам начал поступать рядовой состав из московских тюрем — Бутырской и Стромынки. Это были те, кому разрешили искупить кровью свою вину перед советским обществом. Общая численность роты составила около 300 человек. На каждый взвод приходилось по два офицера».

И.Н. Третьяков: «За год и три месяца моей службы как командира штрафной роты пришлось формировать и воевать с девятью наборами численностью от 250 до 560 человек. Контингент поступал из осужденных. Командир согласно положению определял срок: приговор до 5 лет — 1 месяц штрафной, до 7 лет — 2 месяца, до 10 лет — 3 месяца. Контингент поступал из Москвы — из Таганской тюрьмы, из пересылки на Стромынке — 7 наборов; один набор — из Закавказья; еще один — полицаи и старосты из Орловской и Курской областей… В штрафной роте были разжалованные командиры. После отбытия наказания командование возбуждало ходатайство, им присваивали звание и оставляли в роте командирами взводов».

В повести Героя Советского Союза В.В. Карпова «Судьба разведчика» рассказывается о жизни и деятельности фронтового разведчика Василия Ромашкина, прототипом которого послужил сам писатель. В.В. Ромашкин пытался поступить в летное военное училище, которое размещалось в г. Чкалов (Оренбург). Однако из-за дефекта зрения он не прошел конкурсную комиссию и был направлен в Ташкентское пехотное училище. Здесь Ромашкин, ранее занимавшийся боксом, стал чемпионом Среднеазиатского военного округа в среднем весе. Перед выпуском, приуроченным ко Дню Красной Армии — 23 февраля 1940 г., Василия, увлекавшегося поэзией, арестовали по подозрению «в преступной антисоветской деятельности». На допросе следователь потребовал, чтобы Василий подписал протокол. После отказа подписать его следователь Иосифов с размаху ударил его по липу. В это время сработала боксерская реакция Ромашкина, который на удар тут же ответил хуком в челюсть, и следователь упал, опрокинув свой стул. Военный трибунал Среднеазиатского военного округа приговорил по статье 58.10 к расстрелу, который был заменен к 10 годам заключения. Наказание В.В. Ромашкин отбывал в Сибири. После начала Великой Отечественной войны он писал прошения председателю Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинину. Вскоре пришла бумага об освобождении из-под стражи и отправке на фронт в штрафную роту, где Василия назначили командиром отделения, в которое попали в основном все уголовники. Штрафная рота была направлена в часть, действовавшую на смоленском направлении.

С.А. Юдин войну начинал на Калининском фронте. После освобождения Харькова был назначен командиром взвода штрафников, осужденных военным трибуналом. Помощником командира взвода был старший лейтенант Фролов, осужденный трибуналом за изнасилование, совершенное в освобожденной деревне. В составе взвода были бывший командир автомобильного батальона капитан Карпечин и начальник штаба батальона майор Глушков, которых осудили за продажу колхозу трофейной машины.

М.С. Бровко: «После окончания техникума я работал в Перми (тогдашний Молотов, Западный Урал) на пороховом заводе. Испытывал заряды прославленных «катюш», реактивные снаряды самолетов, заряды всех калибров минометов и артиллерии — по специальности я пороховник-динамитчик. Однажды в моей смене произошла авария — погибла женщина. Меня и еще одного работника осудили на пять лет тюремного заключения. Но это наказание заменили штрафной ротой».

В.Е. Копылов: «Широко бытует мнение, что штрафбаты целиком и полностью (разумеется, кроме офицеров) формировались из бывших уголовников. Ерунда! Лично я таких подразделений не встречал. Давайте, однако, не приравнивать к ним дисциплинарные роты, созданные из разжалованных офицеров. Кто попадал в мой штрафной батальон? Растерявшиеся в боевой обстановке люди, одним махом зачисленные в дезертиры. Встречались и серьезные нарушители воинской дисциплины. Редко, но попадались и «самострелы». В глазах этих людей я читал раскаяние, стремление вернуть себе честь и достоинство за то, что они однажды смалодушничали. Кстати, никаких заслонов из Войск НКВД, по крайней мере сзади моего батальона, не было».

Свою точку зрения об использовании бывших заключенных в штрафных частях и подразделениях высказал полковник юстиции А. Кузнецов. «Только по указам Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля, 10 августа и 24 ноября 1941 г. из мест лишения свободы было освобождено более 750 000 человек, — пишет он. — В следующем году к ним прибавилось еще 157 000. В штрафные роты их, как правило, не направляли (выделено нами. — Авт.). Никогда, подчеркнем и это, в штрафники не отправляли добровольцев из заключенных».

Этой же точки зрения придерживается и А. Гордиевский. «Создание штрафных частей не могло привести к дополнительному освобождению заключенных, — пишет он. — Осужденные за тяжкие политические и уголовные преступления освобождению не подлежали. Осужденные за нетяжкие преступления, которые были годны к службе в армии, ко времени создания штрафных частей уже были на свободе и воевали в обычных частях. Только по указам Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля, 10 августа и 24 ноября 1941 г. из мест лишения свободы освободили более 750 000 человек, в 1942 г. — еще 157 000. В штрафные роты их, как правило, не направляли. Никогда в штрафники не отправляли добровольцев. И особо подчеркну: уголовников из мест лишения свободы никогда не направляли в штрафные батальоны».

К. Ковалев в статье «Штрафбред», оценивая фильм «Штрафбат», пишет: «Я, как бывший политзэк, сразу не поверил в эту чушь: я беседовал со многими старыми политзэками, антикоммунистами, и все они утверждали, что политических из лагерей на фронт, как это действительно было с уголовниками и бытовиками, никоим образом не посылали, хотя многие из них туда просились. Исключение составляли политзэки другой категории: те, кого сперва реабилитировали, «вдруг» выяснив, что они ни в чем не виновны, и лишь потом направляли на фронт, причем вовсе не в штрафбаты, а в нормальные части, вернув им звания и доверив ответственные посты. Но простой замены лагеря фронтом для политзаключенных не было. Поэтому все приведенные в сериале споры сталиниста с троцкистом, которых потом примирила только смерть на поле боя, — это большая ложь в геббельсовском духе, вранье, цель которого представить убеждения как одного, так и другого в виде бреда, чуждого «нормальному человеку», то есть обывателю, буржуа. Этих людей на фронте просто не было, даже в штрафбате».