Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Витковский Страница 63

В комнате дежурного начальник тюрьмы объявил заключенному, что сейчас ему выдадут новый костюм и повезут в Нью-Йорк. Уже в два часа ночи заключенный был в самолете, а в пять утра его зарегистрировали в тюрьме Нью-Йорка. На следующий день Абеля усадили в машину и под охраной повезли на какой-то военный аэродром.

Сохранились кадры американской кинохроники, запечатлевшие Рудольфа Ивановича Абеля в момент его выхода из тюрьмы. В его руках—сумка и небольшой портрет в рамке с изображением 35-го президента США Джона Фицджеральда Кеннеди, который Марк написал в тюрьме Атланты. Существует легенда, что этот портрет долгое время висел на стене Овального кабинета президента США в Белом доме.

Уже темнело, когда заключенный и сопровождающие его лица (сказать точнее — охрана) сели в четырехмоторный самолет. Абелю никто не говорил, куда и зачем они летят, но он сам сориентировался по ночному звездному небу и понял: самолет взял курс на Европу. Летели долго. Где-то остановились на дозаправку. Наконец ближе к вечеру 9 февраля приземлились в Западном Берлине в аэропорту Темпелгоф. Последние часы в качестве заключенного Абель провел в подвале здания оккупационных войск США. Его заперли в клетку, где он и просидел всю ночь под охраной двух солдат.

И вот наступил долгожданный день. Утром 10 февраля 1962 года на мосту «Альтглинике-брюкке», соединявшем Западную и Восточную Германию, состоялся акт обмена. Для нашего разведчика это был действительно «Мост свободы»

Вот как об этом вспоминал сам полковник Абель.

«В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек, прилетевший из США.

— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь, — спросил он.

Я рассмеялся.

— Подумайте, еще не поздно, — продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. Приехали!

Еще несколько минут ожидания. Мы вышли из машины, и тут обнаружилось, что вместо двух больших сумок с моими вещами взяли только одну. Вторая, с письмами и судебными делами, осталась у американцев. Я запротестовал. Мне обещали их передать.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и приблизились к середине моста. Там уже стояли несколько человек. Я узнал Уилкинсона (бывший начальник тюрьмы в Атланте) и Донована. С другой стороны тоже стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. (Среди встречающих был и «двоюродный брат» Абеля — Юрген Дривс, он же Юрий Дроздов. —Авт.) Между двумя охранниками стоял Пауэрс.

Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:

— Обмен.

Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ, подписал его и передал мне. Быстро прочел — бумага свидетельствовала о моем освобождении и была подписана президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с Донованом и пошел к своим товарищам. Сели в машины и спустя некоторое время подъехали к небольшому дому, где меня ожидали жена и дочь.

Кончилась четырнадцатилетняя командировка!»

После возвращения в Москву Абель прошел курс восстановительной терапии под наблюдением врачей Центральной поликлиники, что расположена в Варсонофьевском переулке, и госпиталя КГБ СССР, отдохнул в санатории. Этого требовало состояние его здоровья. За время тюремного заключения он потерял более пяти килограммов веса, был истощен морально и физически, к тому же обострилась язва желудка, а также другие болезни, присущие его возрасту.

— Это быта специально разработанная для него лечебная методика, — рассказал мне начальник медслужбы ФСБ РФ генерал медицинской службы Алексей Ланин. — Кроме общеукрепляющих процедур специально для Рудольфа Ивановича была придумана уникальная система психофизиологической реабилитации. Помимо всего прочего, много внимания в ней отводилось, вы не поверите, шелкографии и решению математических задач. Он мог полностью отдаваться этой работе, забыв обо всем на свете. Так мои коллеги тех лет избавили его от посттюремного синдрома и практически полностью восстановили физическое и психическое здоровье этого удивительного человека.

—Что делалось разведкой для освобождения Фишера из тюрьмы? — поинтересовался я у генерала Вадима Кирпиченко.

— Хотя на официальном политическом уровне наша страна, как, впрочем, и любая другая в подобных ситуациях, хранила молчание, оперативные и дипломатические мероприятия по возвращению разведчика на родину стали готовиться уже с октября 1957 года, еще до вынесения судебною приговора. К этому была подключена семья Фишера, наши оперативные возможности, адвокаты-посредники из Берлина. Подыскивали мы и вариант обмена из числа арестованных в СССР американских разведчиков. Но в США считали Абеля очень крупной фигурой. Руководитель ЦРУ Аллен Даллес прямо заявил в беседе с Донованом: «Если бы у меня в Москве были три таких разведчика, как Абель, я бы знал о Советском Союзе все». Поэтому они не соглашались ни на какие уступки.

— Почему же они пошли на обмен с Пауэрсом?

— Дело американского летчика-шпиона приобрело широкую известность во всем мире, ведь его сбили за две недели до совещания на «высшем уровне» СССР, США, Англии и Франции. Понятно, что американцы в этой ситуации выглядели далеко не лучшим образом, тем более, что разведывательные полеты одобрил лично президент Эйзенхауэр. Встреча глав правительств четырех стран была сорвана. К тому же американцы боялись, что, находясь в СССР, Пауэрс может выступить с новыми разоблачениями. Стремясь замять политический скандал, они и пошли на обмен, хотя ФБР было против. Позднее один из крупных американских политиков сокрушался: «Мы обменяли русскую акулу на мелкую американскую сардину». И в этой оценке он был прав.

— Вадим Алексеевич, была ли реальная возможность какой-нибудь провокации со стороны американцев?

— Трудно ответить па этот вопрос. Скорее всего — нет. Уж очень высокие политические интересы с обеих сторон были поставлены на карту. И все-таки мы подстраховались. На всякий случай...

В группу сотрудников органов госбезопасности, участвующих в процессе обмена, был включен, если можно так выразиться, офицер-боевик. (В те годы в органах госбезопасности еще не было спецподразделений «Альфа» или «Вымпел». —Авт.) Он виртуозно стрелял из пистолетов с обеих рук. Его коронный номер — двойное попадание с двух выстрелов в подброшенную консервную банку па расстоянии в 10—15 метров. Причем стрелял он, не вытаскивая пистолет из кармана плаща. Обеспечивая безопасность Абеля, этот чекист все время обмена стоял, засунув руки в карманы своего пальто, сжимая взведенные пистолеты. К счастью, все обошлось без липшего шума.

—Через четыре года после суда Хэйханен погиб в автокатастрофе па Пенсильванском шоссе при невыясненных обстоятельствах. Несколько позже та же участь постигла и Пауэрса... Два факта из одной истории, — едва ли это можно назвать случайностью...

— Если вы намекаете на причастность к гибели этих людей органов госбезопасности нашей страны, то, уверяю вас, их смерть в схожих ситуациях—действительно трагическое совпадение. Кстати, предатель — летчик Беленко, угнавший в 70-х годах из СССР в Японию новейший МиГ, тоже погиб в автокатастрофе. И в этой ситуации тоже говорили о «длинных руках КГБ». Но, поверьте, ни одна разведка мира, если и проводит операции по физической ликвидации, старается не повторяться в подобных акциях. И уж тем более — не проводить их три раза подряд. Да и зачем уничтожать всех этих предателей? Большего ущерба, чем они нанесли, сделать было уже невозможно. А во-вторых, к тому времени в органах госбезопасности уже давно перестало существовать подразделение, которое занималось физическим устранением наиболее одиозных противников типа Степана Бандеры. Так что их фактическим убийцей стало пьянство и трагическое стечение обстоятельств. Все остальное — ерунда и досужие вымыслы.