Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский Страница 63

Ходил слух, что на одном из пленумов ЦК грузинской компартии Шеварднадзе предложил голосовать левой рукой. Не подозревавшие худого члены ЦК подняли руки, а Шеварднадзе медленно прошёлся вдоль рядов. На запястьях у большинства сверкали золотые швейцарские «Ролексы». Грозный секретарь велел немедленно снять их и передать в дар государству. Сам он носил простые часы советского производства.

Но причем тут внешняя политика? Ломали голову и в зарубежных столицах — что происходит? А происходило вот что.

Как рассказывал Шеварднадзе, в конце июня ему позвонил Горбачев и сделал сногсшибательное предложение — стать министром иностранных дел. Времени для раздумий не дал — на следующий день состоится Политбюро, на котором Генсек будет обсуждать предстоящие перемены.

— У меня были большие сомнения, — вспоминал Шеварднадзе. — Я не имел никакого опыта в международных делах, а если встречал советника или посланника, то они казались мне очень важными персонами. О послах я уже не говорю.

В общем, он хотел отказаться, но Горбачев настаивал. Тогда грузинский секретарь выложил на стол свою козырную карту:

— Но я же не русский!

— Зато ты советский человек, — побил эту карту Горбачев своим тузом. — Нет опыта? А может быть это и хорошо, что нет. Нашей внешней политике нужны свежесть взгляда, смелость, динамизм, новаторские подходы.

29 июня 1985 года, как обычно в четверг, состоялось заседание Политбюро. Горбачев начал издалека. Он предложил покончить с совмещением двух высших должностей в Советском Союзе — Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета. С 1977 года их занимало одно лицо. Но теперь время другое. Генсек должен «сосредоточиться на вопросах партийного руководства обществом..., уделяя больше внимания тем участкам нашего развития, где решается судьба страны». А Председателем Президиума пусть будет Громыко.

О его перемещении уже ходили слухи. И вроде бы сам Андрей Андреевич хотел завершить свою долгую карьеру столь почетным образом. К тому же и возраст — 76 лет. В общем, эта часть плана Горбачева шока не вызвала. Но кто будет министром иностранных дел?

Между тем Горбачев в свойственной ему грубовато — откровенной манере говорил, что за последние годы в МИДе выросли крупные дипломаты — Г.М. Корниенко, С.В. Червоненко, А.Ф. Добрынин... Но «мысли у нас пошли в другом направлении. На пост министра нужна крупная фигура, человек из нашего с вами состава, которого мы хорошо знаем и в котором мы уверены».

— Воспитана целая когорта дипломатов, — попробовал было вмешаться Громыко.

Но Горбачев на это никак не отреагировал и неожиданно предложил назначить Шеварднадзе, подчеркнув, что внешняя политика должна находиться в руках партии. Ему присуще чувство нового, смелость и оригинальность подходов. Кроме того, «нужно иметь ввиду и такой момент, со значением произнёс Генсек: страна у нас многонациональная, и необходимо, чтобы это находило отражение и в составе центральных органов партии». [104]

В общем, всё стало ясно: Горбачёву не нужны на этом посту ни упрямый Громыко, ни карьерные дипломаты, связанные условностями дипломатической работы. К этому времени у него уже прорезался вкус к внешней политике и он сам, лично хочет ей руководить. А Шеварднадзе отводится роль послушного, безотказного исполнителя его воли. Это, видимо, понял, наконец, и упрямый Громыко, который до этого пытался напоминать про опытных дипломатов в МИДе. Он круто поменял позицию:

«Громыко. Предлагаю поддержать. Тов. Шеварднадзе — член руководящего центра. Это важно для министра иностранных дел.

Горбачёв. С МИДом нужно обращаться так, как он того заслуживает.

Громыко. Ленин говорил, что МИД — это отдел ЦК.

Пономарёв. Международная обстановка требует сильного руководителя.

Горбачёв. Убеждён, что, выдвинув на пост министра иностранных дел т. Шеварднадзе, поступим правильно.

Лигачёв. Поддерживаем». [105]

Никто не возражал, и тут же Шеварднадзе из кандидатов сделали членом Политбюро. Вот и все. На этом таинство с назначением нового министра было завершено. О сути, какой должна теперь быть внешняя политика, не говорили.

Не говорили об этом и в понедельник 1 июля на пленуме ЦК. В его повестке дня значился неудобочитаемый вопрос «О дальнейшем развитии и повышении эффективности сельского хозяйства и других отраслей агропромышленного комплекса Нечерноземной зоны РСФСР в 1986 — 1990 годах». Но он мало кого интересовал — все ждали кадровых перемен. И они пошли.

Не выходя на трибуну, Горбачев стал говорить, что завтра сессия Верховного Совета и надо обсудить кандидатуру на должность Председателя Верховного совета. Он предлагает избрать Громыко. Но ни о заслугах Андрея Андреевича на поприще внешней политики, ни какой ей теперь предстоит быть при новом министре — ни слова.

Пленум, как обычно, единодушно поддержал Генсека. Тогда же из состава Политбюро на пенсию был выведен давний оппонент Горбачева Г.В. Романов. А секретарями ЦК были назначены Л.Н. Зайков (по оборонной промышленности) и Б.Н. Ельцин (по строительству и капитальным вложениям). Все это заняло полчаса — не больше. А через несколько дней, как новый аккорд во внешней политике, прозвучало объявление: встреча в верхах между Горбачёвым и Рейганом состоится в Женеве 19 — 20 ноября 1985 года

Так начались кардинальные перемены, которые надолго определят судьбу страны.

Вечером после Пленума Громыко в последний раз приехал в МИД. Вид у него был растерянный. И хотя загодя знал, что суждено ему идти на «повышение», но, наверное, просто морально не был готов покинуть кабинет, где провел почти три десятка лет. Каким— то не свойственным ему тоном он неуверенно поинтересовался, на месте ли кто— нибудь из руководства министерства — надо бы попрощаться. Ему четко, как и раньше, доложили, что все руководство МИД — члены Коллегии и заведующие отделами — на своих местах и ждут вызова.

— Ну, что же, — сказал Громыко, — может быть, тогда встретимся в зале Коллегии?

Прощание было недолгим — без слез и печали, но вполне пристойным. После этого Андрей Андреевич пригласил в кабинет сотрудников секретариата, поблагодарил за службу, собрал свои вещи и навсегда уехал из высотного здания на Смоленской площади. Его проводил вниз до машины советник секретариата Сергей Крылов.

Через день ближе к вечеру в пустующем секретариате министра резко зазвонил телефон.